– Я давно хотел сказать, Марина… – и надолго замолчал, уставившись в одну точку.
– Ну! Говори! – почувствовав что-то неладное, заторопила жена.
– Я ведь не царь Дмитрий.
– Как это не царь? – почти выкрикнула Марина, дико уставившись на своего мужа. – А кто же ты таков? – опять воскликнула женщина.
– Я Григорий Отрепьев, монах-расстрига, – выпалил Григорий.
– Ты – самозванец! – прошептала Марина, округлив глаза, затем соскочила с постели, подошла вплотную к лежащему мужу, крикнула ему в лицо:
– Обманщик! Ты обманул меня! Ты обманул моего отца, нашего короля и шляхтичей!
Григорий сел, свесив босые ноги с кровати, захихикал.
Марина ещё больше поразилась поведению мужа, в нерешительности застыла в полусогнутой позе, дико вращая своими большими карими глазами.
– Ты думаешь, они не знают? Всё они знают! – почти крикнул в лицо жене Отрепьев. – Да им всё равно: будь на русском престоле хоть сам дьявол, лишь бы их волю выполнял. Одна ты только думаешь, что вышла замуж за настоящего царя и теперь царица. Вот тебе! – и Отрепьев, показав фигу жене, крикнул:
– Царицей она захотела стать!
Из груди Марины вырвался истерический крик:
– Обманщик! Самозванец! – И она медленно опустилась на край кровати, зарыдала, причитая:– Обманул! Обманул! Самозванец!
Григорий безучастно некоторое время смотрел на Марину, не говоря ни слова в защиту себя. Но постепенно истерика жены захватила и Отрепьева. Он передёрнулся всем телом, обхватил голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно сполз с кровати, обхватив руками ноги жены, зарыдал:
– Прости меня, Маринушка, что не сказал тебе сразу, боялся, что не пойдёшь за меня замуж. Но ведь ты же всё равно царица, все богатства России у твоих ног. Тебе прислуживают знатные бояре, дворяне, князья и шляхтичи. Что ещё тебе надо, что ты ещё хочешь?
Мнишек рукавом вытерла слёзы, прислушалась к словам самозванца, тяжело вздохнула, оттолкнула от себя Григория. Тот умоляюще посмотрел в глаза Марины, прошептал:
– Это я всё делал ради тебя. Я положил к твоим ногам царство!
– Положить-то ты положил, да царство не настоящее, – с презрением ответила Мнишек.
Григорий попытался снова обнять ноги своей жены, но та его отстранила, прислушалась. С улицы был слышен гул толпы, по окнам ходили сполохи пожара. Женщина почувствовала недоброе, накинула второпях на себя одежду, молча удалилась в одну из дверей спальни.
После ухода Марины вдруг ударили в набат на колокольне Ивана Великого. Колокольный звон тревожно плыл над Москвой, призывая людей к Кремлю. В окнах опочивальни ещё сильнее засветилось зарево пожара, сполохи огня освещали всё кругом багровым цветом.
Отрепьев подбежал к окну, лицо его побелело, перекосилось от страха; самозванец прошептал:
– Началось! – набожно перекрестился, бормоча: – Спаси и сохрани меня, Господи!
Григорий метался по спальне, ища одежду.
Во дворе Кремля уже слышался рёв толпы, раздавались крики:
– Долой самозванца, польского царя! Давайте сюда царя-обманщика!
Слышались глухие удары чем-то тяжёлым в ворота кремлёвского двора.
– Марина! Марина! – стал звать Григорий жену. Но ответа не было.
Вдруг раскрылась дверь, и в спальню почти вбежали Михаил Молчанов и Григорий Шаховской. Они были переодеты в простую стрелецкую одежду, наперебой кричали:
– Беда, царь! Беда! Народ московский восстал! Твоей выдачи, батюшка, требуют!
Отрепьев опять заметался по покоям, не зная, что предпринять, затем крикнул:
