– Нет, милая, нет! Я совсем тебя не понимаю. Не хочу понимать! Тимур мертв. Он погиб, Снежа… Четыре года назад. И ты это знаешь.
При упоминании о человеке, которого я любила больше жизни, меня ведет. В груди печет. Еще несколько секунд, и я потеряю сознание.
Прикрываю глаза, не замечая как комкаю пиджак.
Одно лишь имя, произнесенное вслух, и весь мир разваливается, уплывает из-под ног. Приходится приложить все силы, чтобы не заорать от тупой ломающей на куски боли.
Слезы стекают по щекам. Капают на платье, растекаясь темными пятнами.
Мне казалось, что я уже давно все выплакала. Сколько их было? Много… Целый океан.
Я плакала не переставая. Выла раненой волчицей. А мне все пытались спасти. Психологи, терапевты… Бесконечная вереница умных людей под чутким руководством моего отца. Им казалось, что они мне помогают…
А я умирала. Угасала на глазах. Потому что внутри все замерло.
Я проклинала себя, свою слабость… Отца. Его - больше всех.
В одно мгновение из героя детства он вдруг превратился во врага. Самого лютого. Безжалостного… Он стал моим палачом.
Все спрашивала себя: могла ли я что-то изменить? Скорее всего, да.
Если бы была чуть смелее… опытнее.
Если бы не была папиным цветком, без права голоса…
Если бы узнала…
Эти бесконечные “если” никогда не заканчивались. Рамки и ограничения не исчезали. А я оставалась все тем же безголосым растением - лучшим украшением отцовской оранжереи. Меня холили, обо мне заботились, даже любили. Но в ответ требовали одно - безоговорочное подчинение. Пока однажды я не пошла против правил…
Выныриваю из прошлого и провожу рукой по лицу, сбрасывая наваждение.
– Будь он жив, – Аня не договаривает.
Продолжает выжидательно смотреть.
– Он бы не оставил меня одну…
Это единственное, во что я верю и чем живу. Чем спасаюсь.
Больше у меня ничего нет.
Еще минуту мы сидим в тишине. Переваривая ситуацию. Собирая себя по кускам.
– Надо возвращаться…
Беру салфетку и пытаюсь привести себя в порядок.
Рука все еще не слушаются, но чувствую я себя лучше.
Быстренько поправляю макияж и смотрю на свое отражение. Замученная такая. Затравленная.
А еще - пустая.
– Я готова. Можем идти.
– Подожди, – останавливает Аня. – По поводу нашего разговора. Что ты решила? Согласна?
– Нет, Ань. Прости, но нет… Я не смогу…
– Боишься, что муж не проглотит? – мачеха шумно вздыхает.
– И это тоже. Но больше всего я боюсь за Леру. В последнее время он слишком часто о ней говорит… Если с ней что-то случится…
– Думаешь осмелится?
– Не знаю, – отвечаю шепотом. – Не хочу проверять.
Младшая сестра Тимура - все, что у меня от него осталось. Когда он погиб, Лере было десять. Он был ее семьей. Я не могла позволить, чтобы ее забрали в детский дом!
Поэтому… я продала себя.
Моя жизнь в обмен на жизнь Леры.
Мы с Глебом заключили договор.
Это и была цена за мое согласие.
Свадьба состоялась.
Лера вместе с новыми опекунами отправилась в соседнюю область, а я - в дом Галицына…
Накидываю на плечи пиджак.
– Идем скорее, – улыбаюсь. – Зрители ждут.
– Да... я догоню через минуту. Мне... надо сделать пару звонков. Я быстро.
Я молча киваю и выхожу, даже не подозревая, что именно этот момент все и начинается.
4. Глава 4
В полночь карета превращается в тыкву, музыка затихает, и примерная чета Галицыных перестает существовать.
– Не думай, что я прощу тебе этот трюк с отцом, – шипит Глеб пока мы едем в лифте.
– Какой трюк?
Не понимаю.
