– Школа гейш, – уверенно заявила Нина, – мне очень хотелось бы открыть школу гейш.
– Гейш? В Праге? – изумился Макс.
Нина давно мечтала, как она, облаченная в элегантное кимоно, открывает восхищенным слушательницам тайны чайной церемонии. Или учит их выразительным в своей лаконичности движениям лирического и печального танца Куроками. Или нежными, как лепестки розы, пальчиками едва касаясь стеблей и бутонов, создает прелестные цветочные композиции. Как это было бы чудесно! Какой хорошей наставницей она бы стала! Однако она понимает, что все эти бесспорно интересные вещи – не главное. Главное, уметь научить разбираться в тонкостях взаимоотношений между мужчинами и женщинами, а в этом, как показала жизнь, она совсем не сильна. Во всяком случае, свой экзамен с Петром она провалила.
– Вообще-то интересная затея, – одобрил Макс, когда Нина, смущаясь, рассказала о своей мечте, – Одно могу сказать: тебе совершенно необязательно разбираться в тонкостях отношений. Это же чистая психология, для этого нужны специалисты. Я уверен, что здесь вполне можно их найти. Прага просто переполнена русскими. Во всяком случае, попробовать стоит. А ты будешь заниматься другими вещами. Чем там ты хотела? Чаем, танцами, цветами. И все образуется. Школа гейш, которую ты посещала, это не что иное, как курсы личностного роста, только с эдаким ориентальным флером, приправленные японской экзотикой для лучшего спроса. Мне нравится. Думай.
«О чем тут думать, если денег все равно нет?» – расстраивалась Нина. Просить деньги на эту затею у родителей она бы не осмелилась, а своих у нее не имелось.
Нина вернулась к мыслям о школе, когда отдохнувшие хозяева Ролекса освободили ее от обязанностей, и она вновь осталась без работы. Она позвонила маме в Россию и попросила, чтобы та привезла кимоно и стопку конспектов, которые она старательно писала, когда училась в школе гейш.
***
– Ты была когда-нибудь в мастерской художника? – спросил Макс, позвонив, по своему обыкновению, после нескольких дней молчания.
Нина так и не решила, как реагировать на его исчезновения. И непонятно, что именно она должна спросить?
Куда ты пропадаешь всякий раз?– Он не должен отчитываться перед ней. Захотел – пропал, захотел – появился.
Почему ты так редко звонишь? – Да ни за что! Лучше умереть, чем признаться в своей заинтересованности.
А раз непонятно, что спросить, значит и не нужно затевать никаких допросов.
Макс пригласил Нину в гости к своему другу Артему. Тот снимал небольшую двухэтажную виллу в районе Дейвице, надо сказать, весьма респектабельном, девушка уже ориентировалась в этих вопросах.
Максим рассказывал, что с другом он знаком со студенческой скамьи, соответственно, тот тоже художник.
– Свободный, как и ты? – спросила Нина.
– Скорее, несвободный, – усмехнулся Макс, – у него слишком много забот, кроме того, он привязан к своему дому, мастерской, у него куча обязательств. Все это, знаешь ли, очень ограничивает свободу.
– Жена, дети? – по-своему поняла Нина определение «привязан к дому».
– Если бы у него еще были жена и дети, он точно спятил бы…
Нина не стала настаивать на подробностях, сейчас она сама все увидит.
К ним вышел человек, с точки зрения Нины, совершенно не похожий на художника. Обыкновенный. Слишком обыкновенный. Художников она повидала немало: в сезон на побережье всегда дислоцировалась целая армия живописцев, предлагающих кроме морских пейзажей, котяток, лошадей, щенков, сексапильных красоток и еще бог знает чего, быстрые портреты и шаржи. Обычно это были молодые ребята, загорелые до черноты, слегка небритые, слегка нетрезвые, слегка помятые, в общем колоритные. А этот – ничего особенного.
