– Они были странными людьми и любили развлекаться, – ответил Орвелл, – могли построить его для развлечения.
– Подойдем – увидим, – сказал Анжел и раздавил кузнечика в кулаке. – Надо же, а ведь кусается, тварь!
Орвелл посмотрел на прибор опасности: сейчас, когда они приблизились к маяку, прибор указывал точно на это здание, но стрелка вибрировала – так, будто опасность ждала в каждом уголке каждой пыльной комнаты. Они подошли к наружной двери.
Дверь была деревянной и Анжел высадил ее плечом. Винтовая лестница вела вверх.
– Сюда, – сказал Орвелл и посмотрел на запястье.
На втором этаже он указал на дверь.
Анжел хотел высадить и эту, но дверь была не заперта. Обычная деревянная дверь на обычных стальных петлях. Дверь скрипнула и открылась.
Внутри был беспорядок и много пыли. Окно было выбито. На полу грудой валялись разбитые приборы вперемешку с разбитыми магнитными дисками.
– Их уничтожали специально, – сказал Гессе.
Он подошел и выбрал из груды что-то более-менее сохранившееся.
– Их уничтожали в спешке, – продолжил он. – Ага, а вот этот еще можно включить…
Браслет на руке Орвелла щелкнул. Рука выхватила пистолет и, не целясь, трижды выстрелила. Аппарат взорвался осколками в руках у Гессе.
– Это был обыкновенный диктофон, – сказал Гессе спокойно. – Не обязательно было меня пугать.
Испугаешь тебя, как же.
Они обошли еще четыре этажа маяка и уничтожили все устройства, которые могли хранить информацию.
– Эй, шеф, – сказал Анжел, – я думаю, что не стоило этого делать. Как же мы узнаем, что здесь случилось, если взорвем все данные?
– Ты помнишь комету Швассмана?
– Легенда.
– Эта легенда не врезалась в Землю только потому, что кто-то уничтожил все данные. Понятно?
– Нет.
– Я приказываю уничтожать все обнаруженные носители информации.
– А вот это понятно! – сказал Анжел и ударил кулаком в перегородку, на которой было нацарапанно матерное слово. Носитель информации проломился.
Первыми вошли Бат и Фил. Эта комната была последней на четвертом этаже. Она была совершенно пуста, если не считать встроенного в стену большого холодильника. Такие холодильники вышли на Земле из моды лет двадцать назад.
– Открыть? – спросил Бат и приподнял винтовку.
Стрелка на приборе опасности остыла.
– Открывай.
И Бат открыл дверь.
Солнце уже ушло за горизонт и, хотя небо все еще светилось, в комнате было темно. На первый взгляд холодильник был заполнен льдом. Бат провел пальцами по шероховатой поверхности и на пальцах осталась влага.
– Только лед.
– Включи освещение.
– Свет! – приказал Бат и холодильная камера осветилась изнутри. В глыбу льда был вморожен человек. Он был абсолютно гол и проколот в нескольких местах, несмертельно. В выпученных глазах застыл ужас.
– Что это? – спросил Орвелл.
– Это кровь.
– А вижу, что кровь. Что у него во рту?
Анжел подошел и внимательно вгляделся.
– Все нормально, шеф, – сказал он, – перед тем, как убить, этому парню отрезали язык. Когда отрезают язык, всегда много крови.
Штрауба стошнило и он отвернулся к стене, чтобы переждать приступ.
Закат стал фиолетовым, море совсем почернело. В углах собралась тень.
Комната была освещена только ядовито-голубым светом холодильной камеры. Все вдруг замолчали, прислушиваясь.
– Что это?
По лестнице поднимались шаги. Это были шаги человека.
Анжел сделал шаг вперед и развернул плечи. Комбинезон лопнул на спине, не выдержав напора мышц. Анжел любил театральные эффекты.
