Зонтик медленно ехал по набережной. Еще недавно здесь был настоящий курорт.
Еще остались перевернутые столы, зонтики, разрушенные непрочные домики береговых ресторанчиков. Слева, за аллеей виднелись монументальные дома. Под колесами была стеклянная плитка, выбитая местами.
Кристи молчала.
– Ты не хочешь со мной поговорить?
– А что мне с тобой говорить? Останови, мне нужно в туалет.
Она вышла. Никто не охранял ее. Мощно горели звезды, непохожие на земные и совсем непохожим на земное было море – земное море всегда светится огоньками, кто-то кого-то всегда ждет на Земле, а здесь только темнота.
– Выключи! – крикнула она. – Я не могу, когда за мной наблюдают.
Фил наверняка выключил систему слежения. Несмотря на то, что он сделалсегодня, он человек честный.
Кристи сделала несколько тихих шагов в ночь. Ветер мел вдоль аллеи и свистел в стеклах домов. Казалось, что стекла пели. Куда я иду? – подумала она, – куда я могу идти одна, одна, одна, здесь, сейчас? Она сделала еще шаг и остановилась. Она не могла убежать.
Она споткнулась о большой пляжный зонт и чуть не упала. Попробовала поставить зонт, но не нашла ножек. Зонтик просигналил.
– Сейчас иду! – она пошла к машине.
– Хотела сбежать?
– А ты следил?
– Нет.
Они снова поехали молча. Фил включил систему слежения по левому боку Зонтика и можно было видеть, как плавно проплывают тяжеловесные особняки из натурального камня – такая редкость на родной, совсем ненатуральной, планете Земля. Стиль ампир: колонны, колоннады, статуи полуобнаженных красавиц с тем типом лиц, который на Земле уже тысячелетия как забыт. Сухие фонтаны, игрушечные акведуки, скульптурная композиция, вдруг кольнувшая сердце: танцующие девочка и мальчик тянут руки друг к другу.
Информация:
Двадцатый век на Земле был отмечен печатью некоего отчаянного, почти параноидального стремления к природе. Люди сбросили цилиндры фраки и кринолины, а надели короткие юбки и спортивные майки. Загар вошел в моду, оттеснив бледную томность. Сексуальная революция обнажила и упростила все то, что наивно скрывалось веками. Пошлость стала обязательным элементом жизни. Лучшим местом для отдыха стала дикая природа – чем диче, тем лучше. Каждая страна (а стран тогда расплодилось немало) считала делом чести построить побольше заповедников.
Поднялись в цене вещи ручной работы и из натуральных материалов. Последняя волна естественности едва докатилась до рубежа тысячелетий и, как всякая волна, пошла назад, неразборчиво прошипев на прощание.
Вначале произошла революция в материалах и первыми материалами были пластики. Пластики погли иметь любые формы, любые свойства, любые размеры, цвета и даже запахи. Из пластиков строились дома, дороги, искусственные деревья (целые парки, с трудом отличимые от настоящих) и прочее. Пластики делали из органических остатков, таких, например, как уголь. Позже из угля и нефти стали добывать пищу, лучшую, чем настоящая. Тогда пластики постепенно вышли из моды.
Следующими ненатуральными материалами были каменогели. Химики научились выстраивать бесконечно длинные кремниевые цепочки и придавать им любую форму, например, форму пружинок. Большая подушка из каменогелевых пружинок весила так мало, что, сброшенная с крыши, опускалась подобно парашуту, и была такой мягкой, что позволяла наступить на куриное яйцо без всякого ущерба для последнего. Кроме пружинных каменогелей были придуманы особо прочные, для строительства, износостойкие – для деталей механизмов и для одежды, теплонепроницаемые, самовосстанавливающиеся, всякие. Пейзажи окончательно стали искусственными, так как каменогели можно было создавать в любом количестве. Возникли ненастоящие горы, ненастоящие ущелья (покрытые пружинным каменогелем – упав в такое ущелье, ты не разбиваешься), ненастоящие русла рек, ненастоящие неживые джунгли. В ненастоящих джунглях не водились звери. Звери остались только в зоопарках, многие вымерли, но мало кто об этом сожалел – с помощью генной инженерии всегда можно было воссоздать вымершие виды или создать любые новые.
