– Внуки? Во множественном числе?
– Да. У него есть внучка. Аурелия. Это дочь Вэла.
При упоминании о сводном брате взгляд Хавьеро стал ледяным.
– С каких это пор у Вэла есть дочь?
– С тех пор, как ее мать, Киара, родила два года назад. Они живут с нами на острове с середины ее беременности.
– Это невозможно. – Хавьеро говорил с циничной уверенностью человека, всю жизнь имевшего дело с другой семьей своего отца. – Эвелина использовала бы ребенка, чтобы повлиять на отца. У тебя не было никаких равных возможностей.
– Эвелина ничего не знает об Аурелии. – Скарлетт не стала утруждать себя объяснениями. – И Вэл тоже не знает. Нико не хотел, чтобы кто-то из вас знал. Это вызвало бы новые сражения, а он был слишком слаб, чтобы выдержать их. Эвелина и Палома получат по миллиону евро, а остальное достанется Аурелии и… – Ее рука легла на живот.
– Ну разве это не мило? – выпалил Хавьеро. – Он скрывал от нас наших собственных детей и обменял их в равной степени на свое проклятое состояние. Неудивительно, что мама выглядела такой взволнованной, когда вышла отсюда. Ты сказала ей, что ребенок Вэла получает половину, а она только миллион?
– Нет. – Скарлетт старалась выдержать его ядовитый взгляд.
– Струсила, – произнес он, хрипло рассмеялся и покачал головой. – Его дурацкие игры до самого горького конца! И ты помогала ему, – укорил он. – Ты знала все это, когда в тот день приехала в Мадрид. В тот день…
Хавьеро указал на ее живот. Его презрение стало ударом ножа в ее сердце.
– У меня нет времени оправдывать его действия или мои. Мне нужно в больницу.
Она взглянула на свой телефон на полу, возможно, разбитый.
– Киара – мой партнер по родам. Ты позовешь ее для меня? Она не отвечает на мои сообщения.
– Мать ребенка Вэла – твой партнер по родам?
Его издевательский тон разозлил Старлетт.
– Пренебрежение тут неуместно. Аурелия – невинное дитя, а Киара – лучший друг, который у меня когда-либо был. Ближе, чем сестра. Можешь ненавидеть Нико и Вэла, если хочешь, но не смей нападать на мою подругу и ее ребенка.
Рука Хавьеро ударилась о мрамор столешницы, он наклонился к Скарлетт, приблизив свое изуродованное лицо к ее лицу.
– Посмотри мне в глаза, Скарлетт. – Его дыхание драконьим огнем обожгло ее щеку. – Это мой ребенок?
Она дрожащими губами хрипло произнесла:
– Да, твой.
Он выпрямился.
– Я отвезу тебя в больницу. Пойдем.
– Мне очень жаль, что я не приехала тогда к тебе в больницу…
Они сидели на заднем сиденье его машины.
Хавьеро, потрясенный известием о беременности Скарлетт, был погружен в свои мысли и не сразу отреагировал.
– Зачем тебе это? – спросил он отстраненно.
Тогда рядом с ним была только мать, но Хавьеро не тешил себя иллюзиями о широте ее материнской заботы. Палома не была Эвелиной Казале, если говорить о безмерной жадности, но и она не желала упускать то, что, как считала, принадлежало ей.
И сегодня Палома в раздражении отправилась в свой отель после того, как они со Скарлетт вышли из дамской комнаты и сообщили ей условия завещания. Ее не впечатлил унаследованный миллион евро.
От Нико она получала значительно больше и такую сумму могла выбросить на импульсивную поездку на Ривьеру или тщеславную покупку в Париже.
– Твой отец был очень болен, когда я узнала… – сказала Скарлетт.
– У тебя не было времени. Я понимаю. – Его сухой тон свидетельствовал о том, насколько жалкими он находил ее оправдания.
