На мне – костюм – жениха.
А не то, в чём я сюда пришла.
Ё… моё.
А он не пришёл, значит, Zuko.
Он, мать его, не явился. Ну, чуд-дила!..
Что ж он, мать, до свадьбы-то ждал? Симпатичный этот козлина со скошенным подбородком…
Ущербный, блин! Вот ушлёпок!
Я сразу это поняла – почувствовала!
Я знала, блин, я – знала! – добром всё это не кончится.
Нет, не подумайте, что завидовала… ещё чего!
Боже упаси.
И вот…
На мне – костюм жениха.
И вот…
– Берёте ли вы (мои «имя-фамилия») такую-то (Ладка, Ладка моя!.. да что же мне делать-то теперь?!.. В жёны?!..)
Вот уж кто благостен-то! Вот уж у кого голос-то благостный! – поп-толоконный лоб – да что там поп! – этот, видать, не меньше епископа… етить твою… вон какая шапка-то у него… мономаха… или ещё какого будьдога-думбльдора, не меньше…
– Берёте ли вы?
– Беру, беру, конечно… (что ж делать-то теперь…)
В конце концов потом можно быстренько развестись.
Что я, естественно, и сделаю. Сразу же – как только. Естественно!
Раз – и нету.
Хотя позор теперь на всю жизнь… Уж чего-чего, а позору теперь не оберёшься…
Не для Ладки, разумеется. А для меня. Почему – не могу объяснить.
А она довольна. И, пожалуй, это главнее моих ощущений сейчас.
А там уж разберёмся как-нибудь. Как-нибудь разрулю.
Мне не привыкать. Не впервой…
– Согласны ли вы?..
Довольные Ладкины родители согласно кивают головами. Они согласны.
Ладкина мать утирает платочком нечаянные слёзы. И улыбается просветлённо и – мне – благодарно.
Отец – сдержан. Нет, это он просто сдерживается.
– Согласны ли вы?..
– Согласна, – шёлково шелестит было Ладка, но внезапно голос её обретает силу и это «ла» – атласное! – звучит неожиданно громко, звонко и чисто в переполненном притихшем и замершем зале… и уносится – туда, высоко… в округлую гладь купели.
Мне тоже хочется плакать. От ужаса.
Но я не плачу – от неожиданности.
Что ж теперь делать-то: раз он – не явился, а она – согласна?
И как только они успели так быстро всё обрядить-устроить?..
Меня обрядить… свершить обряд…
«Рукава длинны, панталоны длинны…»17
Нет, не Собакевич конечно, но бледная спирохета.
Плечи козлова пиджака торчат на мне, будто сложенные крылья инопланетянина.
Штанины подвёрнуты прямо наружу.
И вообще – я чуть ли не босиком.
Ну не на каблуках же мне теперь? – в самом деле…
Мои длинные и убранные в высокую причёску волосы превратились в пепельный ёжик на затылке и в короткую – мальчишескую буквально – чёлку: взъерошенный выбеленный солнцем чуб.
Уши мои просвечивает насквозь внезапно хлынувшими в витражи потоками света.
Вот так вот и оженили… хлопца… – проносится в голове.
Я не хлопец, конечно, но ради лучшей подруги…
Ну не оставлять же её – одну! – у алтаря – с позором! – в белом платье – шёлковом! – атласном!! – в самом деле…
И…
…как-то оно так всё быстро закончилось.
Нас расписали, и все стали потихонечку расходиться. Ясно уже, что праздника никакого не будет.
Расписали – стыд прикрыли – и ладно.
А дальше начнётся… а уже и начинается она – бытовуха – обычная жизнь.
– Но как же так?! Ладка!! – спрашиваю я сразу же, как только могу, сразу же!..
– А вот так… – грустно-загадочно отвечает, – ему нравился только цвет моего…
…паспорта.
В глазах рябит, картинка дёргается и плывёт зигзагами, затем сменяется.
Те же. Там же.
Но передо мной уже не любимая подруга – а не-любимая.
Туго обтянутая гардинным ацетатом толстая талия. Сама – от горшка два вершка.
Не-любимая. Не-подруга.
