Исповедь Плейбоя - страница 49



Но я просто в ступоре.

Руки сами тянутся за новой сигаретой, пока Эвелина снова отворачивается к воде и как будто совсем не чувствует резких порывов ветра, которые треплют ее платиновые волосы. Если немного дофантазировать, то сейчас она почему-то больше всего похожа на Медузу с серпентарием на голове, и я только что получил свою дозу превращающего в камень взгляда.

— Что собираешься с этим делать? – решаюсь спросить, только когда от сигареты остается куцый окурок.

— С чем – с этим? – уточняет она.

— Ты же золотая девочка, зачем терпеть? – Не знаю, как еще донести мысль, что ей просто надо валить на все четыре стороны, и при этом не получить еще один щелчок и не лезть в дебри, в которых все равно ничего не смыслю.

— Руслан, не надо, - немного раздраженно огрызается она. – Ты ничего не знаешь о моей жизни.

В самом деле – не знаю.

И не хочу узнавать.

Но.

— Разве женщина не должна хотеть детей от человека, с которым связалась до состояния «брак до крышки гроба»?

Получается слишком едко, но это только потому, что мне в самом деле, с какого хера, не все равно. Кто она такая? Призрак, который пару раз без приглашения вваливался в мою жизнь и исчезал до того, как я успевал совершить обряд изгнания. Это как незавершенный гештальт или секс без оргазма, или любимый десерт, последнюю порцию которого уводят у из-под носа. Дно, блин, чертовой бутылки, которую нужно выжрать из горла, чтобы успокоиться. И чем больше я узнаю Снежную королеву, тем больше мне кажется, что она так и останется призраком, который будет иметь мне мозги до тех пор, пока я не окроплю ее святой водой.

— Я не знаю, что должна хотеть женщина, - признается Эвелина, пока я пристраиваюсь рядом, и мы просто смотрим в одну точку с одного и того же ракурса. – Но я не племенная кобыла, чтобы рожать маленьких Шаповаловых.

Резонно.

— Так уходи от него, Кошка. – Зачем я только что это сказал? Зачем подвел разговор к пропасти, в которую она столкнет его своим «нет»?

Эвелина поворачивается ко мне - и на миг кажется, что сейчас точно получу по роже. Кто я такой, чтобы учить бриллиантовую девочку строить личную жизнь? Может быть, ей нравится унижение? Может быть, она слишком сильно его любит, чтобы порвать одним махом?

— Ты учишь меня уходить? – Она намеренно и прицельно бьет в самое больное место. Сильно и беспощадно, и я чувствую себя Смаугом, которого прикончили одной-единственной стрелой[1]. – Ты?

— Эвелина, просто заткнись, - предлагаю я, потому что есть темы для разговоров, есть неприятные темы для разговоров, а есть сраное нерушимое табу и это – моя «работа». – Даже не начинай.

— Почему? Ну давай, скажи, как надо уходить от того, что противно?

Она правда ждет, что я покаюсь, морально бухнусь на колени и буду рыдать горючими слезами о своей пропащей жизни?

— Кто тебе сказал, что мне противно? – отвечаю вопросом на вопрос, и ее реакция лучше тысячи слов говорит, что Эвелина была готова услышать все, что угодно, но только не это. – Кошка, не разочаровывай меня, или уже, наконец, снимай розовые очки. И если ты опять собираешься назвать меня придурком, - предугадываю ее реплику за приоткрытыми губами, - то я уже понял и принял.

Эвелина плотно накидывает капюшон, и хоть ее лицо до сих пор передо мной, она умело маскирует эмоции в глубине его тени.

И у нас как-то резко заканчиваются темы для разговоров, и меня почти мутит от разноцветных домов на набережных над каналами, и от снега, и от мороза. И от того, что для нас совсем ничего нельзя сделать. Потому что я могу дать ей только секс, а она мне – отменную еблю мозгов, а я точно не готов переключаться на такие отношения.