– Долго ждать?
– Какое в Брисполе с утра было число?
– 27 сентября 319-го года от Основания Брисполя.
– Вы и летоисчисление поменяли. Ну да ладно. Если в ближайшие день-два все будет по-прежнему, направляй свои стопы сюда. Будем думать, что дальше делать.
– Благодарю, Госпожа! – Болад встал, заполнив собой все пространство кухоньки.
Я внимательно за ним следила, стараясь не пропустить момент исчезновения, но так и не поняла, как он это делает: сам процесс оказался несравним ни с чем – моментальное испарение. Осталось только поморгать глазами и поверить себе на слово, что секунду назад посреди комнаты находился мужчина.
Пора было браться за дело. Я сварила себе еще кофе. Сидя над чистым листом бумаги и почесывая шариковой ручкой за ухом, я добросовестно выпила две чашки дымящегося напитка, и тут на меня нашло вдохновение.
«Замок мятежного Дрозмуна черной скалой возвышался над отливающей серебром гладью спящего озера (мрачновато, конечно, но именно так я представляла этот замок, беря в расчет выдуманные мною особенности Бриспольской архитектуры). Полная луна неподвижно висела в небе. Словно паутиной, она окутала все вокруг своим призрачным светом.
Несчастная Элоиза металась по просторной комнате, превращенной ее похитителем в темницу. Полгода прошло с того дня, а воспоминания по-прежнему заставляют сердце разрываться на части от боли. Он сражался, как лев (вот бы взглянуть хоть одним глазком!), но воодушевленное битвой лицо исказилось страхом за нее. Она крикнула: «Болад! Я люблю тебя!» (надеюсь, именно это она и кричала, а там кто ее знает). Она вырывалась из ненавистных рук лазутчика, пока силы не оставили ее, и она не лишилась чувств…
Элоизе так и не сказали, что с ним. Жив или убит? Она не хотела и не могла поверить, что его бесстрашное сердце остановилось навсегда. Но почему он тогда не придет и не спасет ее? Дрозмун с каждым днем становится все настойчивее (будем считать, что она в течение полугода сохраняла целомудрие. Не хочется как-то Боладу свинью подкладывать), и каждый раз сердце Элоизы сжималось от страха, что он отбросит свое напускное благородство и тогда… Она запрещала себе думать, что тогда произойдет. Уж лучше смерть! А почему бы не сейчас?
Она выглянула в окно. Далеко внизу лунный свет делал похожими на легкую рябь белые камни, устилающие двор. Броситься вниз головой, избавившись навсегда от страха! И если Болад мертв, их души встретятся, чтобы никогда уже не расставаться…
У Элоизы закружилась голова. Камни манили, звали обещая покой… (Ты что, спятила?! Верка, немедленно прекращай! Он же тебя за такой мезальянс на две части разорвет, и не посмотрит, что в богинях числишься). «Я люблю тебя, Элоиза!..» – (тьфу, черт, писать противно!), дорогой голос возник у нее в мозгу и, хотя Элоиза понимала, что это лишь иллюзия, самообман, она вдруг поверила – Болад жив, он по-прежнему любит ее!
Элоиза бросилась к постели, сорвала тонкие покрывала и принялась рвать их своими нежными руками на полосы (ишь, цаца, руки у нее, видите ли, нежные. Повкалывала бы, как мне приходится, я бы тогда на эти руки посмотрела!) Самодельная веревка скользнула с подоконника… Только бы выдержала! Впрочем, не все ли равно. Ведь она лишь минуту назад хотела умереть, стоит ли теперь бояться разверзшейся внизу пропасти? Но Элоиза была уверена, испытания миновали, и боги помогут ей (как же! Была бы моя воля, ты бы быстро мозгами по булыжникам раскинула! Верка, тебя за ногу! Откуда такая жестокость? Ты же обещала Боладу… Ладно, ладно… обещание есть обещание. Не собираюсь я никого убивать, только вот, что бесит: в кои веки почувствовала себя женщиной и тут же его собственными руками отдать сопернице! Обидно…)
