– Жар солнца способен скрыть многое. – Улыбка колдуньи, по контрасту с ее угрозой, была совершенно ледяной.
– Но не вернуть мертвых. И не исцелить живых. Я знаю, что скверное благословение еще в силе. Оно, точно жирное масло, липнет ко всем, кого коснулось. Если оставить как есть, оно будет продолжать приносить беды. И с этим я могу помочь.
– Ты? – пронизывающий взгляд. – Ты не шаманка. И даже не маг империи.
– Верно. Наложить благословление я не в силах. Но исцелить то, что уже существует? – Руки медика ласкающе скользнули по древку сигны. – Это возможно.
– Ты готова так сделать?
– Да.
– Если мы заплатим твою цену.
– Да.
Горящие черные глаза впились в ее лицо.
– Где ты видела скверну?
Вита не хотела сообщать полудэвир о выживших Тира, но врать было нельзя:
– На одном из детей рода Боржгон. Его родители остались в крепости, когда караван ушел в степь.
Пальцы старой женщины медленно сжались. Кожа под кольцами побелела. Это было первым признаком человеческих эмоций, которые Вита увидела в древней колдунье.
– Он живет?
После секундного колебания медик ответила:
– Да.
Наран прикрыла глаза, точно от боли.
– Мои правнуки, которых сразила болезнь. Моя младшая ученица, Дождь-Цветок рода Боржгон, – тихим, пугающим до дрожи шепотом признала колдунья свою боль. – Они живут тоже.
Только въевшаяся в кости муштра позволила медику не показать своей реакции. Живут? Заболевшие, измененные, покрытые чешуей – они живут. Среди нетерпимых ко тьме кочевников. Перед глазами старой полудэвир. Да, степняки вынуждены были бы поднять руку не на сослуживцев, а на близких родичей. Но племена не стали б колебаться. Если только за измененных не вступился кто-то очень уважаемый. Глава шаманского круга, например.
Для полудэвир присутствие тьмы было бы физически невыносимо. Если Наран не обрушилась на измененных всей своей солнечной силой, значит, она не чуяла в них Ланки. Значит, чешуя – это только внешнее.
Вита увидела шанс. И не стала его упускать:
– Они живут. Но им нет теперь места под небом Великой степи.
Черные глаза полыхнули бешенством. Прима, точно не заметив, продолжила:
– В империи несущим на теле такую печать тоже не найдется места. Цветок солнца, ты не спросила, какова будет цена за исцеление. Я назову ее сейчас. Я хочу, чтобы степь забрала у моего народа долину Тир.
Седые брови медленно поползли вверх.
– Забрала?
– Изъяла. Взяла. Одолжила, – медик взмахнула рукой, не в силах подобрать слово на степном диалекте. Попыталась вспомнить древний язык дэвир. – Провозгласила добычей?
– Украла, – подсказала Наран. На чистейшем имперском.
Вита с облегчением перешла на родной язык:
– Мы не будем драться за крепость. А если Аврелий попробует, его побьет костылем собственный сигнифер. Вы не будете ее штурмовать. Направьте легату посланника с сообщением: вы очень оскорблены, а потому долина и все укрепления теперь принадлежат степи. Он отправит гонца императору. Тот отправит посла на совет родов. Война сейчас никому не нужна. Переговоры могут быть сколь угодно долгими. А в крепости тем временем смогут жить те, кому не осталось иного места.
Пока не успокоятся страхи. Пока не угаснут слухи. Пока чистокровные дэвир не принюхаются к обитателям Тира и не признают их очередной человеческой расой. А они признают. В подобных вопросах воины, что созданы были для борьбы с бездонной тьмой, врать просто не способны.
