Это были страшные дни.
В основном это заранее чувствовалось за ужином. Напряжение. Взгляды. Даже воздух пропитывался ее страхом, а следом и моим.
От отца веяло агрессией в такие вечера.
После ужина я старалась быстро утомить себя и лечь спать. Мама входила и стояла на пороге моей спальни, отчего я просыпалась как-то автоматически, предчувствуя беду.
Потом она закрывала меня на ключ и прятала его в цветочном горшке и уходила в их спальню.
Когда у меня появился плеер, а потом и телефон, я выжимала максимальную громкость. Не потому, что слушать было невозможно, хотя отчасти это было еще одной причиной. Было невозможно слушать и не сметь помочь.
Когда ее тело достаточно выздоравливало, он делал это снова.
Я представляла, как пускаю пулю ему в голову из его хваленого револьвера каких-то там годов.
Он вытаскивал его, когда отчитывал за что-то и постоянно говорил: «Если бы ты была сыном, я прострелил бы твою ногу или руку из этой пушки. Но ты нужна для бизнеса. Люди не будут желать иметь покалеченную дрянь».
Иногда в своих мыслях я толкала его с края террасы нашей высотки и смотрела вниз. Пока его проклятое тело не столкнется с землей и не расшибется в фарш, пролетев двадцать этажей.
Я ненавидела своего отца. А он ненавидел меня. По правде, он ненавидел всех.
Когда я спросила у мамы, почему она смотрит на меня спящую. Ответ был прост.
«Каждый раз, когда я иду туда, я боюсь, а может быть надеюсь, что это будет моя последняя ночь. И если это так, то я хочу умирать и видеть тебя перед глазами, а не его лицо».
В ту ее последнюю ночь так и получилось.
Мама вошла ко мне. Долго смотрела на меня. Дольше обычного. Закрыла дверь. А утром меня никто не отпер. Я знала причину, поэтому не стучала и не просила, чтобы меня выпустили.
Я не люблю, когда на меня смотрят, как это делает сейчас он.
Подняв голову, я посмотрела на мужчину в дверях и снова легла.
– Который час?
– Уже обед.
– У меня болит голова, – я перекатилась, чтобы быть немного выше и наблюдать в поле зрения Рината.
– Док уже в пути.
– Мне нужно в нормальную больницу, а не твой «док».
– Он работает в больнице.
– О, а может, его руки делают рентген?
– Может, мне у него спросить?
Я посмотрела на этого идиота и фыркнула, когда он подходил к окну и отдергивал одну из штор в сторону и позволял свету заполнить комнату.
– Вижу, тебе уже лучше.
– Мне лучше, когда я одна.
– Мило. Я заказал обед.
– Приятного аппетита.
– Нам двоим, – сказал он так просто, направляясь к двери.
– Если я делю трапезу с мужчиной, то это потому, что он мне нравится, а может, потому, что я планирую с ним переспать или вообще люблю, – он широко улыбнулся, повернув голову. – Принеси обед мне в комнату.
– Как знать, может, ты захочешь со мной переспать, – после этого Ринат вышел из комнаты.
– Придурок, – крикнула уже в закрытую дверь.
Поразительно каким профессиональным он казался, когда делал вид, что подбирает мне квартиру.
Я пролежала в одиночестве еще минут двадцать.
В основном думала о том, что меня ждет. Какой смысл думать о том, что было там, в гостиничном комплексе?
Как ни крути, для каких бы целей ни спасли меня Мор и команда – они меня спасли.
Получить пулю и умереть – одно дело. Умирать от насилия другое.
Так как доктор все не ехал, я встала с кровати, ощутив головокружение, и поняла, как сильно голодна.
Сходив в туалет и на всякий случай посмотрев в зеркало, я поняла, что мне не стоит туда смотреться еще недели две.
