«Предложили эвакуацию – отказались, – дрожащими, окоченевшими от страха и холода пальцами, из последних сил записывала девушка. – Разбомбили большинство продовольственных складов. С питанием становилось все хуже и хуже. Убавили продовольственный паек, стало трудно жить, все стали худеть. Сломали во дворе все деревянные сараи: боялись, что загорятся от зажигалок. Доски закапывали в землю, сберегали их на дрова».
Зажигалками называли небольшие, но дьявольски коварные изделия, придуманные немцами. Их хорошо помнит каждый, кому доводилось по ночам дежурить на крышах. Зажигательная бомба весила всего килограмм, их сбрасывали сериями. Корпус – из металла, начинка – из липкого состава, который немцы называли «доннерит-желатин», «громовой студень». Пробивной силы зажигалки вполне хватало, чтобы прошить крышу, покрытую кровельным железом. Потом, на чердаке, срабатывал взрыватель – и «желатин» вместе с плавящейся, тоже горящей оболочкой расплескивался кругом, прилипал к стропилам, зажигал их.
Именно на деревянные стропила домов, сооруженных задолго до эпохи железобетона, в сущности, и нацеливалась вражеская авиация. Основная застройка Ленинграда была каменной. Если не считать стропил и межэтажных перекрытий… Такие дома начинали гореть сверху. Пожарные команды во время массированных налетов поспеть всюду не могли, да и воды не хватало (а ближе к зиме водопровод и вовсе замерз – холода начались необычайно рано).
Неизбежный с точки зрения фашистского командования исход событий должен был быть таким: дома, загораясь друг от друга, порождают огненный смерч. В итоге город в короткое время гибнет вместе с населением. Приказ Гитлера об уничтожении Ленинграда предполагалось исполнить быстро и самыми дешевыми средствами.
Глава 5
Голодный Ленинград
«15.10.41. Нашла сегодня завалявшуюся авторучку. Ту бессовестно и безответственно потеряла. Было очень стыдно, но теперь могу писать вновь.
В городе все передвигаются пешком, потому что трамваи не ходят. Улицы Ленинграда пестрят от унылых, голодных, обтрепанных людей, и если они и говорят, то только об одном – о еде. Ленинград голодает. Ведь уже столько дней мы в блокаде. Нет подвоза продуктов, нет топлива. Электростанция, несмотря на все ухищрения сволочей-гитлеровцев, уцелела, но запасы так незначительны, что электрическим светом пользоваться почти нельзя… Дома почти не отапливались в этом году. Нашу надстройку до вчерашнего дня топили, а сегодня уже не топят. Нечем. Итак, ленинградцы имеют основную триаду: холод, голод и темноту, можно еще добавить грязь, вшей, болезни и смерть. Люди мрут, как мухи. От истощения. Все служащие и иждивенцы получают по 125 граммов хлеба в день, а рабочие – по 250. Но какой это хлеб? В нем 30 процентов целлюлозы, 10 процентов дуранды или жмыха и еще чего-то и немного муки. Он даже не имеет вкуса хлеба, и после него очень болит желудок. Кроме того, по карточкам до сих пор дают немножко сахару, масла и круп и какую-то микроскопическую дозу мяса. Всех продуктов при обычном питании хватило бы дней на 5–8, а потому люди теперь так истощены. Но ленинградцы не ропщут. Нет, они знают, что доставка даже этих продуктов стоит неимоверных усилий, но ведь от этого не легче. Умирать ведь никому не хочется…»
«25.10.41.Уже ощущается скорый приход зимы, и от этого очень страшно. Голод уносит все больше и больше людей. Сейчас паек на хлеб все тот же – установили сто двадцать пять грамм… Страшный, лютый голод предвещал, что все будущие три месяца зимы будут тяжелыми.»
