Испытания жизни - страница 39

– Может все так и есть, но зачем Ульянову похищать у самого себя дело священника. Он освободил попа за отсутствием необходимых улик. Ульянов докладывал мне о завершенном деле.

– Ваша, правда, товарищ полковник. Но наш Ульянов хитер и умен. И, он посчитал, что суд может вернуться к делу Фотия, когда наш Воробьев станет давать против него признательные показания. И, поэтому, он придумал, повесить пропавшее дело на кого-то из нашего отдела. Будто, кто-то похитил его документы из сейфа Ульянова. А, вы превосходно должны понимать, чем подобное дело грозит вашей карьере. Вам, как начальнику нашего отдела, лишний шум совершенно ни к чему.

– Но, но! Ты у меня слишком не зарывайся капитан. Еще не дорос, чтобы судить о моей карьере и о моем продвижении по службе. Но, суть дела ты изложил правильно. Хотя, будь я на месте Ульянова после всех твоих заявлений о нем и о том, что ты думаешь о нем, я бы руки тебе не подал и держался бы от тебя далеко. Ответь мне честно на последний вопрос. Хотя, я и не уверен в твоей искренности. Чем же все-таки тебя достал, наш Ульянов? Где и в каком месте он перешел тебе дорогу, Хватов? А ты капитан его другом считался. Молчишь, и сказать нечего. Да, ладно, я тебя об отношениях с Ульяновым не пытаю. Назначаю тебя старшим следователем в нашем отделе, вместо Ульянова. И, поэтому, я поручаю тебе расследовать дело Ульянова. Тебе надо найти или опровергнуть все улики, которые доказывали бы его виновность или, наоборот, оправдывали его. Проводи работу честно и профессионально. Тебе ясно, что я здесь сказал, капитан. Но, при попытках сфабриковать фальшивые улики против Ульянова, ты пойдешь под трибунал. Права у тебя большие, но и ответственность за расследование немалая. Иди, и работай!

Выпроводив Хватова, полковник из початой бутылки налил полстакана коньяка и, развалившись в кресле, стал вновь мысленно перебирать все повороты и возможные осложнения внезапно возникшего, словно на ровном месте, дело следователя Ульянова. Он крутил и вертел вставшую задачу, рассматривая ее с разных сторон, в умной, лишенной каких-либо комплексов и сентиментальности голове.

«Да! Он прав! Тысячу раз прав, чертов Хватов. Начавшееся дело надо быстренько закрыть без всякого шума. Иначе, не то что в столицу, а и отсюда, с моего насиженного места можно вылететь. Ладно, пусть Хватов делает все, что считает необходимым. Я сейчас не буду слишком придирчивым к его действиям, хотя они могут быть не законными». Хватов действовал в полную силу. Он повторно обыскал квартиру Ульянова и под одной из половиц, прогнувшейся в отличие от остальных, он в присутствии понятых и сотрудника милиции, с невозмутимым видом вынул оттуда толстую пачку червонцев с изображением Ленина. Для подобной цели ему потребовалось положить под доску все сбережения, скопленные, за последние пять лет. Но фабрикация дела в отношении Ульянова стоила затраченных усилий. «Деньги я всегда успею достать, а вот моего, так называемого друга Ульянова мне надо свалить сегодня». Деньги были положены в толстый, плотный конверт, взятый из сейфа Ульянова, и на нем явно хранились отпечатки его пальцев. На всех банкнотах следы Хватова были аккуратно удалены им лично, что, для него не составляло сделать большого труда. В мастерской отца Фотия, расположенной в сарайчике во дворе дома, в котором проживал священник, в спрятанной и закинутой различными обрывками кожи коробке с сапожным инструментом, при обыске следователь Хватов изъял похожую пачку червонцев, но их было значительно меньше, чем то количество найденных у Ульянова. Вместе с червонцами в коробке оказались и польские злотые, неизвестно каким путем попавшие к Фотию и происхождение которых известно было одному Хватову, организовавшему провокацию. Эдуард Хватов был в хорошем настроении. «Следствием доказана прямая связь следователя Ульянова и священника Хребтова. Поп сумел подкупить нашего Ульянова, и он закрыл его дело, получив за работу приличную сумму денег. Придется постараться, и тогда можно обвинить обоих фигурантов в совместной антиправительственной деятельности, учитывая и компрометирующие высказывания слесаря Воробьева. Но фактов для суда недостаточно. Надо мне найти, что-нибудь этакое, неопровержимое, от которого Ульянову никак нельзя было бы отпереться и, благодаря которому, он прямиком будет отдан под суд военного трибунала».