Снова закричала Лаура – это был уже не крик, а вой, исполненный бесконечного отчаяния и боли. Должно быть, подобные звуки раздавались в газовых камерах Дахау или в глухих и холодных бараках сибирских лагерей эпохи Гулага. Не призыв на помощь, не мольба о пощаде, а просьба об освобождении от адских мук любой ценой – даже ценой смерти.
Этот крик неожиданным образом вдохнул в Кот волю к борьбе, и она принялась карабкаться навстречу ему вверх по черной лестнице – словно ныряльщик, который рвется к поверхности моря, преодолевая притяжение глубины. Пронзительный жалобный вой, монотонный и холодный, как арктическое течение, несущее в себе тонкие иглы льда, выстудил ее тело до самых костей и лишил члены гибкости и чувствительности. Огромное желание закричать вместе с Лаурой охватило Кот; так начинают выть собаки, заслышав вой страдающей товарки. Она отчаянно нуждалась в чем-то, чтобы выразить абсолютное бессилие человеческого существа, заброшенного в населенную бездушными и мертвыми звездами Вселенную. Чтобы справиться с этим внезапным побуждением, Котай пришлось собрать все свои силы.
Лаура все кричала наверху и звала мать, хотя не могла не знать, что Сара мертва.
«Мама! Ма-ма! Мамочка-а-а!!!» – разносилось по дому, и Кот похолодела, поняв, что страдания и боль низвели Лауру до положения зависимого маленького ребенка, который ищет спасения только в надежности материнской груди и в звуке сердцебиения, знакомого еще по девяти месяцам пребывания в уютной и сырой мгле.
И вдруг наступила тишина.
Неожиданная и страшная.
Кот, остановившаяся на площадке между первым и вторым этажом, с удивлением осознала, что крик в тысячу саженей глубиной заставил ее замереть неподвижно. Ноги подгибались, а мышцы на икрах и бедрах дрожали так, словно она только что закончила марафонскую дистанцию. Казалось, еще немного, и она упадет.
Тишина, означавшая конец всяких надежд, подействовала на нее еще сильнее, чем крик. Под гнетом ее, словно под тяжестью стальной короны, Котай склонила голову, опустила плечи и съежилась.
Самым простым было бы опереться спиной о стену, сползти на пол, отложить нож и свернуться калачиком, чтобы не слышать этой жуткой тишины, чтобы не думать и не знать. Дождаться, пока он уйдет, дождаться, пока появится кто-нибудь из родственников или знакомых, обнаружит тело, вызовет полицию и позаботится обо всем.
Но вместо этого Кот заставила себя подниматься дальше, задержавшись на площадке всего на несколько секунд. Сердце билось так сильно, что каждый удар, казалось, способен был сбить ее с ног, руки дрожали так, что зажатый в побелевшем от напряжения кулаке нож выписывал в воздухе восьмерки и замысловатые кренделя, и Кот даже подумала, хватит ли ей силы, столкнись она с убийцей, действовать достаточно эффективно.
Но все эти пораженческие мысли больше пристали человеку, привыкшему проигрывать, и Кот немедленно возненавидела себя за них. За последние десять лет она воспитала в себе победительницу и не собиралась легко сдавать позиции, завоеванные с таким трудом.
Старые деревянные ступени громко возмущались и стонали под ее ногами, но она двигалась быстро и не обращала внимания на шум. Вне зависимости от того, жива ли Лаура или уже нет, убийца, скорее всего, поглощен своей игрой и вряд ли услышит что-либо, кроме громового шума крови в ушах да голосов, которые говорят с ним в минуты, когда он держит в руках чужую жизнь.
