Истерлинги - страница 24

– Пойдём!

Ночь уже начинала уступать свои права утру. Робкая заря только наметилась на востоке. Вокруг всё было в движении. Воины последний раз перед дорогой поправляли попоны коней и укладывали свой скарб в торока.

– Ты сослужил нам хорошую службу! – проговорил подъехавший на гнедом жеребце Боил, – Я и моя дочь хотим наградить тебя! Прими от нас этот дар и пусть нам с тобой никогда не придётся тупить наши сабли друг о друга!

К оторопевшему Давыду подвели каурова жеребца, к седлу которого была приторочена байдана (14), в седельной сумке, щит, лук с колчаном и сабля в темных бархатных ножнах!

– Это мне! – не поверил парень, – Это слишком роскошный дар, для такого как я, боил!

– Возьми, ты заслужил! Я хочу, чтобы Галдан лопнул от злобы! А его точно разорвёт, когда узнает, что мы оставили его с носом! Всё выступаем!

Седой боил развернул своего коня и в окружении нукеров двинулся навстречу степным ветрам. Всё вокруг пришло в движение, и вереницы конников потянулась вслед за своим предводителем. Рядом оставалась только молодая румчанка, держа под уздцы белоснежного жеребца. Юноша стоял и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть это застывшее мгновение. Наконец девушка не выдержала и бросилась на шею дулебу.

– Прощай Давыд! Вспоминай меня! – её губы последний раз впились в его. Потом резко оттолкнувшись, Улла одним стремительным движением взмыла в седло!

Ветер трепал её черные волосы. Так же, как и отец, развернув коня, дочь Боила устремилась вдогонку за уходящими всадниками.

– Прощай! – еще раз долетело до молодого дулеба.

Всё вокруг опустело, и только каурый конек послушно ждал рядом, доверчиво утыкаясь в плечо своего нового хозяина. Немного постояв, парень побрёл к городским воротам. Стоящий на часах дружинник, привыкший за ночь к его появлениям, спросил, для порядка, – Давыд, ты что ли?

– Я дядька. Открывай, и князю пусть скажут, ушли румцы!

– Ну, вот и славно!

Створки ворот распахнулись, но юноше пришлось подождать, пока из них выдут три дозорных отряда. Один пошел вслед за уходящими кочевниками, а два других потянулись в ту сторону, где уже который день, к небу поднимались черные клубы дыма. Там находились Ретра и Старград и там же оставались ушедшие с Галданом для грабежа румские отряды.

Дарёные доспехи тут же были придирчиво осмотрены свободными от дозора воинами.

– Что ж! – подытожил общее мнение пожилой воин, – Конек и байдана ладные, а вот сабля, так я тебе скажу, что не у всякого витязя такая имеется! Береги её парень, большой цены сабля! Теперь тебе по справе и в дружину можно идти! Сходи к князю, мы ведь добивать румцев пойдём, пусть тебя возьмёт! С такой бронью нечего на стене отсиживаться.

Давыд так и сделал, князь его выслушал и на удивление, подарив за выполненную службу островерхий шелом, приказал идти под начало к сотнику Шалаю. Мать опять надавала подзатыльников, когда он, ненадолго, заглянул к ней. Поплакала, а потом, поцеловав, завернула в котомку дорожные пирожки с начинкой.

Первая стычка с румцами не заставила себя долго ждать. Отряд Шалая выскочил к лесной деревушке как раз тогда, когда в неё только втянулись для грабежа первые румцы. Вид запылавших изб, вызверил воинов и сотник, махнув рукой, повел дружину на не ожидавшего сопротивления врага. Никогда до этого Давыд не участвовал в кавалерийском бое. Стоял перед всадниками в пешем строю, давно правда, два дня тому назад, а самому в конной лаве скакать не доводилось. Но Шалай не зря наставлял новичка, уклонившись от первого всадника, молодой воин вдогонку рубанул, как учили, дареной саблей! Румец завалился в дорожную пыль. Сотня одолевала врага. Через какое-то время Давыд ещё раз окровавил булгарскую саблю.