Такой был хаос. Поскольку я была ребенком, это меня мало касалось, но я помню ночные переполохи, какие-то обыски там происходили, какой-то криминал искали, буржуев искали. И в доме ходили, чего-то искали. Помню, что я тряслась со страху. Помню, очень голодное время. Большое, запомнившееся событие – какой-то пирог испекли, что-то такое очень редкостное, праздничное. А потом помню, что одно лето мы с бабушкой жили не во Владимире, а в Спасском Городище, где был дом, который когда-то принадлежал моим дедам-прадедам. Но тогда он уже деревенскому общему хозяйству принадлежал. Он и сейчас стоит.
А отец был в санатории в это время, не во Владимире. Тоже туберкулез. Он в этом санатории и сгинул. Хоронили его родичи мужа сестры его владимирской, Мурашкины. Во Владимире хоронили. Это тоже, видимо, года два-три спустя, где-то так – если мать умерла в 1917 году, отец умер не позже 1920 года.
Но я уже была в Москве, и до меня это уже не доходило. Меня взял к себе в семью дядя, младший сын бабушки, Вячеслав Григорьевич Тихонов. Дядя Вича мы его звали. Он был физик, его после учебы при университете оставили, и получил он квартиру от университета – не целиком, а ему причиталась половина. Как он там числился, какой у него был чин – я не знаю. Но он не был профессором, профессором он стал уже потом. Профессорам полную квартиру давали, а ему – половину, три комнаты. Не в университетском здании, а в новом, в Шереметьевском переулке, уже специальном жилом здании. А некоторые, несколько семей, жили еще в здании университета, непосредственно в главном здании. Там жил ректор университета во времена, когда Вавилов еще жил, – в здании физического института, на Моховой, в главном здании. Их всех переселили после войны оттуда. А в войну все жили там.
Да, семья дяди Вичи. Я думаю, бабушка с него слово взяла, что он меня не оставит, вот он и взял. А там, видимо, жить было уже совсем невозможно. При мне у дяди с женой его, тетей Таей, Таисией Сергеевной, брат мой двоюродный родился – 31 декабря, в ночь на 1 января, с 1920-го на 1921 год. А до этого за три года родилась еще дочь, Мария. И так я застряла в этой тихоновской семье до конца.
В школу я начала ходить первый год во Владимире, это, видимо, 1919 год. В школе нас чем-то подкармливали, помню, какие-то кусочки сахара давали. Голодное же было время. Чему-то нас учили в школе, но запомнилось, что чем-то нас подкармливали. Во всяком случае, когда меня привезли в Москву, я ходила уже не в первый класс. Московскую школу я уже помню, я ходила в Кисловский переулок – это была бывшая гимназия Травниковой.
А жила я тогда в Шереметьевском переулке, в той самой квартире, которую в 1903 или 1905 году дядя мой получил от университета. Причем эта квартира у нас уже была частично уплотнена. После войны это было всеобщее – переселение из подвалов и прочее. Трехкомнатная квартира была, и в одну из комнат к нам подселили. Разные были жильцы – менялись. Я жила с дядей, его женой и детьми. В отселенной комнате – это чужие люди жили, а у нас оставалось две большие комнаты, одна комната была перегорожена, там был такой закуточек, в котором ютились дети…
В университет я поступила в 1926 году, а кончали мы в 1931-м. Полагалось 6 лет учиться, а мы кончали в ускоренном порядке, у нас была сокращенная программа.
В 1932 году началась моя замужняя жизнь. Мой муж, Анатолий, на пять лет меня старше, он инженер-стекольщик был, специалист по стекловаренным печам. Он был взрослый человек уже, работал на стекольном заводе. Сын Андрей родился в 1935 году, не сразу. Ну, и я работать пошла после окончания в лабораторию при Проектном институте гипрогазоочистки. Эта лаборатория – прародитель нашего теперешнего института, ВНИИОгаза. Там я и проработала, по существу, до декретного моего отпуска.
