– Что? Что ты понял?! – зло спросил Роберт, поглядывая в свое окно.
– А то, что ты реально меня обманул, кинул на стаж, да и слово свое не сдержал, да и с работы меня поперли тоже не без твоего согласия, – выпалил Рус на одном дыхании, резко подняв голову и посмотрев Роберту в глаза. Встретившись взглядом с Русом, Роберт снова резко отвернулся к окну.
– Ладно, нет у меня больше времени тут с тобой лясы точить, все, свободен, – раздраженно ответил Роберт, продолжая смотреть в окно своего автомобиля. – Иди, работай! – зло рявкнул он.
Рус машинально открыл дверь машины и почти вывалился из нее.
– Копи деньги! Через год позвоню, так и быть! – крикнул Роберт вслед Русу в открытое окно машины.
Рус вышел, будучи полностью в разбитом состоянии. То, как его обманул Роберт, сначала заманив в свою фирму, соблазнив деньгами, а потом так безжалостно выставив с работы, да еще с пустой трудовой книжкой, не укладывалось в его голове. Ему было очень обидно и немного страшно перед ворохом так неожиданно свалившихся на него проблем.
«Господи, дай мне силы пережить это, – молился он, мысленно обращаясь к Богу, к своему единственному верному Другу и Спасителю, к помощи которого он всегда и прибегал, когда сам ничего не мог сделать, если силы покидали его. – Помоги мне, Господи! Спаси!» – шептал Рус, подходя на автопилоте к метро. Кроме молитвы, Рус не мог больше ни о чем думать, голова напрочь отказывалась работать, его мысли лихорадочно путались.
«Эх, ни хрена себе. Вот ведь как, а?!» – только и мог повторять он всю обратную дорогу домой. И только когда Рус вновь оказался в своей доброй любимой комнатке, только тогда, переведя, как говорится, дух, он стал понимать всю беспрецедентную подлую картину того, как Роберт, одногруппница Руса Татьяна Васильева и любовница Роберта Рая, они все вместе безжалостно и цинично, подло вытерли об него ноги. «Поимели меня, попользовались и вытерли», – подумал Рус, снова смотря в окно своей комнаты в коммуналке.
Понемногу приходя в себя, Рус понимал, что деваться ему некуда, и надо что-то решать. «Да уж, ну не вешаться же в самом деле?! – спрашивал он себя, смотря в окно. – Надо дальше как-то жить… Живут же люди без ног, без рук, вот им-то точно хреново, не то, что мне. Я же, по крайней мере, могу хоть что-то тут изменить в этой реальной жизни, нежели там – по ту сторону вечности, где души всего лишь холодные тени, и где изменить уже ничего нельзя». Русу сейчас было очень плохо: на его ранимой душе скребли кошки.
«Что же делать? – мучился он, не зная, что предпринять. – Надо как-то выкручиваться из проблем, решать как-то с Робертом, искать работу, да еще и с этой диссертацией, с допуском к ней надо как-то разобраться. Времени осталось так мало, а я даже не знаю, куда податься в преподаватели и что преподавать», – думал Рус, все еще стоя у своего любимого окна, которое всегда давало ему только одно: оно давало ему… Что конкретно оно ему давало, Рус не знал, но в одном был точно уверен: что его любимое окно всегда давало ему именно то, в чем он больше всего нуждался, когда метался в поисках верного выбора. С одной стороны, окно его комнаты было ничем, и по большому счету оно ничего не могло ему дать, но с другой, чем он больше и сильнее вглядывался в него, тем оно становилось прочнее и возводило некую невидимую стену перед ним, об которую его мысли, запущенные в глубь вселенной, рикошетом отлетали, возвращаясь к нему обратно в виде энергетически измененной информации, которую он считал гласом Бога, который проявлялся в его голове, как иногда думал Рус, мыслями, пришедшими ниоткуда.
