— Зул Вальдемарович, — подхватили меня под руку. — Таня, воды!
Десять лет прошло с того момента, как ко мне приходил Джинн. Но это лишь по земным меркам. А по тем — другим — даже и предположить сложно. Под пальцами шел трещинами бетон, заполняясь жидким огнем…
Два осколка скорлупы на столе — все, что осталось…
И бессилие.
— Господи… Господи, — по привычке кто-то стенал рядом.
Да уж… знали бы они, как близко я видел его и как далек тот от персоны, которую стоит просто так упоминать. Ведь правильно рекомендуют не поминать всуе… В груди вдруг заскребло, и с губ сорвался смешок:
— Совсем от рук отбились, — прохрипел и выхватил у кого-то стакан с водой, глотнул и поморщился, — Костя, настойки бы…
— Сейчас, Зул, — обрадовался тот. — Делал по привычке, запас теперь большой!
— Только мечта о глотке и держала…
Вокруг разом скорбно утихли.
— Зул Вальдемарович, как вы? — рядом опустилась Таня — главрук потусторонников. — Как вы выдержали?
— А я и не выдержал, — горько усмехнулся.
— А выглядите отлично, — улыбнулась она.
Да, стоило Джинну разбить яйцо, и внешность изменилась так, будто и не было столетий «холодной» войны. Яйцо — моя персональная «жизнь», которая все ждала своего часа, чтобы ее выпустили, позволили ей быть. Что там — я только догадывался. Тот, которого не стоит поминать всуе, вручил этот подарок давно со словами: «Когда устанешь…» Только как я мог себе признаться, что устал?
Кабинет оказался надежно опечатанным по всем правилам безопасности. Я угрюмо уставился на двери и сел на стол секретаря. Константин как раз выталкивал пробку из вожделенной бутылки:
— Курить будешь?
— Буду, — кивнул. — Десять лет поста и воздержания, Костя…
— Леший подери этого мусульманина, — выругался друг.
— Не в его юрисдикции, — я перевел взгляд в окно, рассеянно поболтав жидкость в бокале: — Рассказывай.
Я знал, что Институт пережил тяжелые времена, что мои люди держались, как могли…
— Потерь нет, я знал — ты все потерял из-за людей, — Костя хмуро налил себе, — поэтому в приоритет поставил персонал. Но разрывов брошенных много…
— Разберемся, — кивнул напряженно. Дел было по горло. Как обычно. — Еще плесни.
В коридоре все пребывал народ, толпился на пороге, заглядывал в приемную. Кто-то даже плакал.
«Зул, это правда Зул!»
Повинуясь порыву, я поднялся и шагнул к ним. Плач усилился. Чтобы обнять каждого и заглянуть в лицо ушло много времени, но теперь я знал все. Никто не ушел, не бросил, Алиска с Аней тоже периодически наведывались, поддерживая институт.
— Спасибо, — благодарил каждого. — Держитесь, справимся…
Когда все, наконец, разошлись, оглушенные новостью, я вернулся в приемную.
— Алиса опечатала кабинет, — кивнул Костя на дверь, залитую монтажной пеной.
В центре полотна — знак… и маленькая приписка в углу: «Вернетесь — наберите! Скучаю… А. Г.»
Алиса Гербер.
— Как у нее дела?
— Вроде ничего, мальчика недавно родили в довесок к двойняшкам…
— А назвали-то как? — улыбнулся искренне. Впервые за долгое время.
— Мальчика — Никитой.
Ох, Алиска! Бросать грани вызов вошло в привычку, только негоже именами ушедших называть детей. Но ладно, эта убережет. Может, Алекс хотел, а она не стала перечить.
— А двойняшек?— Наши взгляды с Костей встретились. — Я же не застал…
— Маша и Варя…
В груди за долгое время потеплело.
— Дашь мобильник?
Сердце приятно набрало обороты, пока я слушал гудки. Их прошло совсем немного, прежде чем знакомый голос ответил:
