Исток бесчеловечности. Часть 3. Все мы химеры - страница 8

– Часто фокусник просто прячется, а потом – хоп! – возник из ниоткуда, – нервно снимая и надевая перчатку, сказала амулетница. – Дядя Констант говорил, мол, умеет пропадать с помощью демонического шушунья: в одном месте тебя съедают, в другом выплёвывают. А люди пользуются тайными ходами.

– Значит, мастер любил эффектные зрелища, выводил визитёров из пентаграммы, как ночеградец – запасного некророга из секретного загона, – понял Рен. – Преемники бы и рады следовать традиции, но Дом их не слушается. Не избежать встречи на пристани, проводов до дверей…

Но тут пришлось прервать беседу о причудах здешних колдунов. Комната наполнилась, внесли угощение и напитки.

Прислуживал знакомый гомункул-художник. Во главе стола располагалось пустое кресло мастера – массивное, золочёное, роскошное до неприличия. Справа от него развалился, выкатив впечатляющее пузо, обтянутое золотистым жилетом, родич и очевидный наследник. От халата он так и не избавился, но аристократически набросил на плечи, словно мантию. «Эммерик!» – представился толстяк, салютуя вилкой и демонстрируя несвежие манжеты вышитой рубашки. София вприпрыжку обежала стол и вспорхнула на высокое креслице. Оно было ей узковато: кружева юбки топорщились сзади, подобно грифоньему хвосту. Присевший рядом светловолосый мужчина, бледный и встревоженный, постучал пальцем по столу. Девочка притихла и стала сосредоточенно жевать нечто полезное для искусственных существ.

– Зря мы пригласили чужих, – буркнул Эммерик прямо в тарелку, багровея и надуваясь. – Король только и мечтает объявить Дом убежищем безумных и опасных монстров, одушевлённого мяса. Проще было пальнуть лабораторным мусором в камин, пусть бы по всей округе разнесло!

– Уймись, не то удар хватит, – отозвалась дама, сидящая рядом. Чёрные волосы, уложенные в высокую причёску, узкое неподвижное лицо, тёмная невыразительная одежда дополняли образ благородного аскетизма. Может, она была настоящей, эта красавица древних дней.

Штиллер поймал себя на том, что пялится, и отвёл взгляд от её исчезающей улыбки.

– Зерафина, – назвалась женщина. – А вот наш племянник Ансгар. Он следит, чтобы в лаборатории было тихо. И материал не разбегался.

Светловолосый криво усмехнулся, вложил вилку в руку Софии, которая уже несколько минут ела с ножа. И строго запретил кидать куски неопрятному псу, замершему у камина. Подали неверские овощи, соус и загадочную котлету, хотелось бы думать, не искусственную. Порции гостей оказались заметно меньшими, чем у хозяев.

– Благодарствуем! – обиженно прокомментировала со своего места Алисия. – Найдём старика – больше вы нас не увидите. – И вздрогнула от неожиданности, услышав смех со всех сторон.

Смеялся и седовласый Эммерик, колыхаясь и прижимая ладонь к лицу, и Зерафина, и бледный Ансгар, и малышка. Коротко усмехнулся гномовидный живописец, разливающий слабенькое еремайское. Даже рыжая тощая собака вывалила язык и закряхтела. Штиллер заинтересовался животным. Оно было совершенно не похоже на мелких поджарых псов Погонщика своры. В густой бурой шерсти пряталось костлявое тело на длинных лапах, из-под свалявшейся чёлки выглядывали мудрые синие глаза. Поразительно, но и в морде животного угадывались семейные черты! «Пастух и овца одинаковы с лица», – вспомнил ключник поговорку матери.

– Друзья, – простонал наследник, вздыхая, – жаль, вам не сообщили раньше, но человеку отсюда уйти невозможно. Думаю, вас послали сюда за некую провинность. Смиритесь и попробуйте полюбить Дом. Можете звать меня дядей! Эвена пришлось бы вам, кстати, именовать Великим Творцом! Пафосный старичок мой братец! Гордец! Вашего Бартоломео он бы выгнал после излечения. Эвену всегда были противны дела некромантов. Их ритуалы проникают в глубь естества, разрушают основы, саму человеческую суть. Такое в Доме не задерживается. Разве это не чудесно? Твоё мнение, Ансгар?