Истории четырёх океанов - страница 13
Но она кинулась в тамбур и достала телефон. Ещё полминуты он шёл наравне с окном и смотрел на неё. Она ждала его звонка, что он запрыгнет на подножку и проедет одну станцию с ней, а потом проводник, толстая незамужняя дама бальзаковского возраста, высадит его на следующей станции. Все понимая и уважая этот вполне романтичный поступок, – не скажет ни слова, а потом принесёт чай, рыдающей всю дорогу у окна, девушке.
Она ждала, что он сейчас наберёт и скажет, что он был дураком, и как онеё любит и как жалеет, что она всё таки должна уехать. Как будет её ждать, здесь на перроне, в аэропорту, в скайпе, во снах…
Перрон заканчивался. Поезд вёз её в даль, и давно его голова скрылась из виду. А она всё сжимала телефон и ждала. Вышли первые курильщики. Тамбур окутало туманом, и тут зазвонил телефон.
– Да!!! – закричала она так, словно молчала всю жизнь ради этого момента.
– Я отдам ключ твоей маме. – произнес он рассеянно, как будто выдавливая слова
– Оставь у себя. Потом отдашь мне. У неё есть мои ключи. – ответила она, словно они должны встретиться через неделю.
– Я не уверен, что смогу – как-то тихо сказал он, и она почувствовала горечь во рту. В солнечном сплетении стало жечь, потому что уже знала, что он скажет именно так. Потому что она не хотела слышать эти слова, пока не сядет в поезд. Пока не надо будет смотреть в его глаза и не знать, как убежать, как не разреветься, не заорать, не дать ему пощечину, не расцеловать. Мужчины редко умеют прощать расстояние и время. Им надо здесь и сейчас. Женщины сами их избаловали, немедленно выполняя прихоти, пуская сразу в запретное. Сами позволили однажды им не ждать, а получать все сразу. Сами однажды не смогли дождаться. Медленно просчитав до пяти, пытаясь хоть как-то успокоить голос, она ответила:
Хотя бы не ставь перед фактом. Будь честен, я пойму! – и повесила трубку.
Вагон мерно покачивался, табачный дым всё ещё окутывал тамбур, но вдруг стал маленьким, как спичечная коробка. Она почувствовала себя тем жуком, которого в детстве засовывала в коробок, поспешно вытряхнув на пол все спички. Стало тесно дышать, трудно стоять, взявшись за ручку двери, всматриваясь в мелькавшие за грязным окном маленькие дома окраины города, она подумала о человеческом тщеславии и гордыни.
Она всегда верила в любовь. Всегда спорила с противниками фразы « и жили они долго и счастливо», что так бывает не только в кино, что жизнь это больше, чем хиппи энд и титры на горизонте. Что есть в жизнь великое чудо – любовь. А она верит в чудо.
Все полтора года она была уверена, что он будет всегда рядом. Что можно говорить с ним часами по ночам, выговаривая все бесплатные минуты со своего телефона, потом с его, а потом еще с родительских. Можно ходить с ним под руку, устраивать шуточную свадьбу в пиццерии на первое апреля, получить от него колючку вместо первого цветка, детскую игрушку юлу вместо валентинки. Впервые отвести на каток, учить кататься на коньках, бесконечно перебирать его запутанные волнистые волосы, лежа на диване, смотреть мультик про панду, ходить среди ночи через дорогу на заправку, потому что она круглосуточная, а разговор душевный. Плакаться ему, когда очередной роман дал трещину. Ревновать к его попыткам завести собственные отношения, слушать его музыку из одного наушника, не разговаривать несколько месяцев, а потом молча переписываться всю дорогу, сидя напротив друг друга и молча смотреть в глаза, не отдавать неделю