Истории для кино - страница 46

Девица насмешливо щурится:

– Красота моя, ты столько девочек не целовал, сколько я языков знаю!

– Откуда?

– От верблюда! Дуся, это ж Одесса… У нас в порту – весь земной шарик, и этот шарик каждый день хочет поговорить с девушкой за тепло и ласку!

К ним подходит кондуктор:

– Проезд оплачиваем…

Девица лезет в сумочку и меняется в лице:

– Кошелек! Сперли кошелек! Да когда ж успели?!

– Шо вы хотите – это ж Одесса! – объясняет кондуктор, но настойчиво повторяет: – Проезд оплачиваем.

Лёдя видит, как к выходу торопливо пробирается рыжий детина, пряча в карман лакированный кошелечек.

– Стой! Стой, ворюга!

Лёдя бросается за здоровяком. Трамвай останавливается. Детина выскакивает, за ним выскакивает и Лёдя. Он бежит за вором. Тот – за угол. Лёдя – за ним. И оказывается в каком-то переулке.

Лёдя растерянно оглядывается. Детины нигде нет. А из подворотни появляется мужская фигура в плаще, шляпе, с тростью в руке, затянутой в перчатку. И вежливо, но с ощутимой угрозой интересуется:

– И что это вы хочете от маленького мальчика?

Набалдашником трости мужчина сдвигает шляпу на затылок. Взгляд его не сулит ничего доброго. Но Лёдя приглядывается и расплывается в радостной улыбке:

– Михаил!

Мишка Винницкий с Молдаванки, а теперь – Мишка Япончик, повзрослевший и шикарный, тоже недоуменно приглядывается к Лёде и в свою очередь узнает его:

– Ха! Это ты, что ли? Шкет сопливый, что на Чумке у фраерка гроши отборол и заморышу отдал?

– Я!

Япончик снисходительно усмехается:

– Как не было с тебя толку, так и нету! Ай-ай, у марухи лопатник помыли, так ты уже тут… Какие мы благородные!

Лёдя только вздыхает в ответ.

– Ладно, не журысь! Слово Япончика: нравишься ты мне! Иди, гуляй!

– Спасибо… А деньги?

Япончик хмурит брови:

Ша, телячьи нежности закончились! Какие деньги? Если б тут здесь не я, так мои мальчики тебя бы вообще в расход списали. Держи петуха!

Япончик, стащив перчатку, протягивает руку, и Лёдя пожимает ее.

Он понуро выходит из переулка к трамвайной остановке. А там его поджидает девица и сгребает в объятия.

– Та что ж ты такой дурень! Я ж волновалася! Ты ж такая фитюлька – я думала, тебя уже насмерть убили!

Обиженный Лёдя вырывается из ее объятий и фанфаронит:

– Меня? Убили? Смешно сказать, не то что слушать! Да я ж французской борьбе обучался… Я с них все выбил!

– Молодчик! – радуется девица. – Так давай денежки!

Лёдя оторопел, про это он как-то не подумал. Но надо выкручиваться.

– А сколько там у вас… было?

– Двадцать копеек.

Лёдя лезет в карман, выкапывает на свет божий мелочь – все, что осталось от денег, взятых у дяди Ефима в долг под будущую актерскую славу, и пересчитывает монетки на ладони. Но девица оказывается шустрее его в устном счете:

– Девятнадцать! От босяки! Копейку таки зажали!

Она сгребает монеты к себе в сумочку и осыпает Лёдю лавиной страстных поцелуев. Лёдя опять пытается освободиться из ее объятий. А девица сама вдруг прекращает бурное изъявление благодарности:

– Слухай, ты сбегай – может, они тебе и кошелечек мой вернут? Хороший же был кошелечек…

Лёдя не успевает ответить на эту наглость, как лицо его вытягивается от ужаса: к трамвайной остановке идет папа Иосиф со своим неизменным саквояжем в руке. Увидев Ледю в объятиях вульгарной девицы, папа останавливается, как громом пораженный. Отец и сын смотрят друг на друга. Девица, почуяв неладное, бочком-бочком исчезает. А папа растерянно бормочет: