Истории для кино - страница 53

За кулисами Шпиглер объявляет:

– Господа артисты! Завтра – водевиль «Игрушечка». Граф Шантерель – Ирский, граф Лоремуа – Утесов. Роли возьмете у Пушка.

Арендс, проходя мимо Лёди, волнующе шепчет:

– Жду вас после ужина…

– Да-да, конечно! Жанна, а кто этот граф Лоремуа?

– Обыкновенный рамоли.

– Рамоли?..

– Ну, противный старикашка, лет под восемьдесят…

– Восемьдесят?! – ужасается Лёдя.

Да, но он очень любит хорошеньких молоденьких девушек, – Арендс взмахивает газовым шарфиком Дездемоны перед носом Лёди, – и совершенно равнодушен к хорошеньким молоденьким мальчикам!

Она удаляется, оставляя юношу в полном недоумении.

Весь день Лёдя проводит в муках: как ему, мальчишке, играть восьмидесятилетнего старика? Он усиленно горбится, ходит шаркающими мелкими шажками, прихрамывает, пытается бормотать невнятным старческим голосом, потом решает, что граф подслеповат, и принимается ходить по комнате, натыкаясь на предметы.

Так ничего и не придумав и придя от этого в отчаяние, Лёдя вечером перед спектаклем надевает фрак с черной бабочкой и усаживается в гримерной, безнадежно глядя на себя в зеркало. Потом сжимает лицо, чтобы оно покрылось морщинами, но, разумеется, как только он убирает руки, лицо снова разглаживается.

Входит старичок-куафер и подает Лёде парик-лысину. Лёдя вертит его, не зная, что с ним делать. Куафер отбирает парик и умело водружает его на голову Лёди.

– Спасибо! – облегченно благодарит юноша.

– Учитесь обходиться сами, – скрипит куафер. – Мое дело – только приготовить парик. И смените бабочку!

– Зачем?

– Бабочка отличает графа от лакея. У лакея она – черная, у графа – белая.

– Спасибо! – еще горячее благодарит Лёдя.

А куафер неожиданно улыбается, и голос его теряет скрипучесть:

– Не волнуйтесь. У каждого бывает первая роль.

Он уходит, а в гримерную вбегает тоже молодой, но более опытный актер Ирский, играющий второго графа.

– Ты чего не гримируешься? До начала – полчаса!

– Сейчас, сейчас, – бормочет Лёдя.

Ирский принимается за грим. Лёдя не в силах признаться, что не умеет этого делать, и находит спасительный выход – просто повторяет все то, что делает партнер.

Ирский рисует морщину на лбу. Лёдя рисует такую же.

Ирский наводит чахоточный румянец на щеки. Лёдя поступает так же.

Ирский приклеивает кудрявые бачки. Лёдя делает то же самое.

А потом на сцене появляются внешне абсолютно одинаковые, как близнецы, два графа – два старичка на полусогнутых дрожащих ногах.

Публика в зале смеется уже только от одного этого сходства.

Пушок в суфлерской будке хихикает и показывает артистам большой палец.

И Арендс – в роли горничной – с трудом удерживает смех, пряча лицо в бутафорском букете, который она несет к столику с вазой.

– Ах, какой милый розанчик! – блеет Лёдя, граф Лоремуаль

– Это не розанчик, ваше сиятельство, это, изволите видеть, ромашки! – кокетничает Арендс.

– О да, ромашки, какие ромашечки! – Лёдя наводит лорнет на вырез платья Арендс, тоже украшенный цветочками.

– Ваше сиятельство, вы меня смущаете! – хихикает горничная.

– Это вы меня смущаете, моя милая! – напирает на нее граф.

– Что вы пристаете к моей горничной? – вмешивается второй граф, Ирский. – В вашем возрасте такие волнения вредны для здоровья!

– Какой возраст? – возмущается Лёдя. – Я моложе вас!

– Ах, на целых три часа! – насмешничает Ирский.

– Да, но за это время до вашего рождения я успел соблазнить мою кормилицу! – победно завершает Лёдя.