– Женечка, мне очень приятно, что у нас в гостях такие галантные молодые люди.
Пахло яблоками, гудели пчелы, тонко пилили кузнечики, Артем смотрел на Женю, и самый обычный летний день казался ему необыкновенным.
– Артем, посмотри, какой у нас сад.
– Ваш сад прекрасен.
– А вот тот газончик у нас недавно, мы с бабушкой подстригаем его каждую неделю.
– И газон у вас замечательный, а ваши соловьи, воробьи и пчелы – лучшие в мире.
Сережа улыбался. В его телефоне зазвучал турецкий марш.
– Артем Алексеевич, я поеду. Евгения Анатольевна, спасибо Вам за чай и варенье, и Вам, Женя. Мне было у вас хорошо.
– А как же ты поедешь?
– За мной Игорь едет.
– Артем, а ты? – спросила Женя.
– Женечка, мне стыдно признаться… Вот что у вас тут на небе?
– Луна.
– Вот. Именно из-за нее мне и нельзя ехать. Я, в некотором роде, лунатик.
– И что?
– Меня в такое время категорически нельзя никуда отпускать.
– Да-а? А почему?
– Чтобы я не сделал чего-нибудь такого. Мало ли чего может отмочить лунатик.
– Хорошо, Артем, я за тобой присмотрю, а ты старайся вести себя прилично. Может, пройдемся по деревне? Тут недалеко есть место, откуда видна речка, почти левитановский пейзаж.
Тропинка между старыми домами, крытыми серебряной щепой, вывела их на край покатого холма.
– Видишь? Артем, смотри вон туда.
– Туда не могу. Женя, ну какой пейзаж? Зачем смотреть туда, если ты здесь?
– Артем, я с детства не люблю, когда меня разглядывают.
– А я тебя и не разглядываю. Я тобой любуюсь.
– А ты разве не женат?
– Женат, у меня есть дочь Грунька, ей четыре года, и она знает песню…
– Одну?
– По-моему, да. «Среди долины ровныя». Поет как и положено – басом.
– Ты шутишь?
– Ты услышишь.
– Вряд ли.
– Все к тому идет, Женечка. Ты с ней споешься.
– Но я не пою басом.
– Женечка, посмотри на меня.
– Гляжу и вижу приятного на первый взгляд молодого человека, морочащего мне голову.
– А на второй?
– И на второй. Сам напросился, – извинительно сказала Женя. – Между прочим, я почти замужем.
– Как это – почти?
– Так. Я не совсем уверена в том, что мне это нужно.
– Растолкуй, не понимаю.
– Да чего тут понимать. Мой муж – папик.
– Кто?
– Папик – старый, богатый, иностранный муж.
– Ну и что? Ты ведь не совсем уверена в том, что это тебе нужно, и потом: моего отношения к тебе этот прискорбный факт не меняет.
– И со мной происходит что-то несуразное, – сказала Женя. Показала глазами на луну:
– Потому что она и на меня действует… Мне хочется плакать, каяться, просить у бога прощенья.
– За что?
– Меня всю трясет, я хочу тебя с того момента, когда мы сели на заднее сиденье. Вот, думай обо мне что хочешь.
Артем поцеловал ее закрытые глаза.
– Родная моя. Милая моя, когда я первый раз полетел на параплане, я ощущал себя ангелом. Это ни с чем не сравнимо. Когда ты рядом со мной, мне кажется, что я лечу и ты говоришь мне о чем-то совсем уж невероятном. Женя, ты плачешь?
– Да. Мне очень стыдно. Я банальнейшая дура…
Евгения Анатольевна, закрыв книжку Улицкой, посмотрела на фарфоровые (под гжель) часы, висевшие на стене, и прикинула, сколько надо прибавить к тому времени, которое они показывают, чтобы получилась полночь. Заглянула на кухню. Кухонные показывали одиннадцать. Елена Анатольевна вопросительно пожала плечами.
– А вот и мы, – сказала внучка, пропуская вперед Артема. – Бабуль, ты веришь в любовь с первого взгляда?
– Конечно, а как же иначе.
– Именно так и объяснил свое отношение ко мне этот человек. И я его не стала в этом переубеждать.
