Ты понимал, что такая встречается раз в столетие, и любить ее можно, только протянув сердце на открытой ладони.
Ты научился останавливать мгновенья, пьянеть от шепота тихих и нежных слов и нырять на всю глубину другого измерения, которое люди называют «поэзия».
Теперь для тебя существует компас, в котором только одно направление, и оно ведет к ней…
Он смотрел в окно, не обращая внимание на остывающий кофе, на смущенные взгляды милой девушки за соседним столиком, на пожилую пару, влюбленно держащуюся за руки, на ребенка, увлеченно расправляющегося с десертом.
Ароматы ванили и корицы кружились в воздухе. Из довольно заурчавшей кофемашины, вырвалось кофейное облачко и укутало все вокруг уютным очарованием.
Малыш, неуверенными шагами протопал к тыквам, сложенным у входа, смеясь, гладил каждую и что-то говорил на своем языке, понятном только тыквам, кошкам и мамам.
Мужчина хмурился, постукивал пальцами по столу и бросал взгляды на часы.
Какой-то странный ветерок привлек внимание посетителей, дверь распахнулась, и в кафе, изящной походкой зашла она. Не спеша, улыбнувшись каждому, подошла к его столику, поцеловала, медленно сняла перчатки, и, поблагодарив официанта, отодвинувшего кресло, сказала: «Рада тебя видеть…»
– Ты снова опоздала! Никогда не приходишь точно по времени? Почему ты всегда назначаешь встречи не вовремя? Ты же знаешь, что у меня дела…
Казалось, этот поток возмущения никогда не закончится.
Девушка выпила чашечку крепкого эспрессо, улыбнулась и ответила:
– Ты не изменился… Но когда-нибудь ты поймешь, что я тебя люблю.
Он снова смотрел в окно, раздражаясь непрекращающимся снегопадом, кофе, как обычно, остывал в чашке, а рядом с ним была Жизнь…
Восходит новая луна, едва плеснув лунного блеска на бархатный занавес неба.
У нее нет ничего общего с Эмпайр-стейт-билдинг или Эйфелевой башней, но именно луна научила их самому главному: заставлять людей посмотреть в небо.
Она будет каждый день добавлять крошечные дольки, создавая лунный апельсин и исполнять заветные желания шепотом ветра по земле, преодолевая расстояния.
И под мелодию лунной сонаты хочется смотреть в небо, пересчитывать звезды и улыбаться, находя знакомые созвездия…
И от предвкушения чего-то прекрасного нервы потрескивают, будто поленья, брошенные в огонь.
Они разные как привет и пока.
Когда он здесь, ее нет. Когда он просыпается, она спит. Когда он протягивает руку, она ускользает. Когда он говорит «да», она отвечает «нет».
Она похожа на солнце, а он на луну.
Она увидела в нем самое лучшее, того, кем бы он хотел быть, а он ведет себя так, как привык.
Он не может даже представить, какая она на самом деле, и приписывает ей все женское коварство.
Он старается дотянуться до нее, но она всегда убегает вперед и требует от него лучшего.
Единственное в чем он уверен, что в мире есть она – человек, который любит его за то, что он есть, за то, что он такой, какой есть, и несмотря на то, какой он есть.
Лия сидела на широком подоконнике среди подушек, наблюдая, как капли скатываются по стеклу, и размышляла:
«Я не знаю, почему дождь покидает уютную пушистость облаков, чтобы спуститься на землю. Я не знаю, почему ветер утром приносит нежные улыбки. Я не знаю, почему хрупкие белые колокольчики появляются среди зимы из-под снега. Я не знаю, почему дороги ведут в города, а туманы застилают просторы полей. Я не знаю, почему улицы бывают уютными или бездушно-холодными. Я не знаю, почему безлунной ночью шаги звучат так громко…
