– Если бы я раньше знала об этой твоей страсти к переодеваниям… О, сколько нам открытий чудных… Мы могли бы неплохо зарабатывать на сельских ярмарках…
Мы просто ржали, я вообще падал на спину на своих подушках – Господи, помоги мне не пролить мой виски…
***
Короче, я потратил почти месяц, пока вышел на этого, на своего клиента. Выбирал такие не особо приятные деньки, дождичек или ветер, чтоб не валили валом, а так, по чуть-чуть пенсионерок. Ну и однажды срослось. Левада. Микроавтобус. Высаживается группа, человек шесть-семь, такие все, как положено, восторженно-престарелые. Идут мимо закрытого бара в сторону дорожки, кто-то сворачивает в туалет, что с них возьмешь, старичье, долго ли они протянут без сортира.
Последней из туалета выходит тетка в пестрых штаниках и розовой непродувашке, помним, палки и камера на шее. Она отсекает: за углом между сортиром и закрытым баром сидит на скамеечке чел, явно молодой, на морде справа та самая родинка с мелкую монетку, толстовка, рюкзачок. Чего ты тут забыл-то, родной? Группа уходит вперед, эта, дура отставшая, им чё-то вслед провопила, палкой своей помахала, и все ушли.
Двадцать минут спустя: тетка, оставив свои палки у каменной стенки, одинокая такая, остальные выдвинулись вперед, воодушевленно фотографирует всякую фигню: ущелье, камни, цветуйки. У нее в руках явно Никон, закошенный под старый пленочный фотик, тушка в кожаной обтяжке, металлические, стального цвета края, ширик – супер, две тыщи евро за новый, тудой-сюдой, триста точно заплатят за эту зеркалку. Выходим на старушенцию и… Он схватился за камеру и дернул на себя, старуха, неожиданно сильно дернула фотоаппарат в свою сторону, и тут же коленом ударила ему в пах. «У, ё моё!» – парниша согнулся, выпустил теткину камеру из рук, и тут же камера полетела наземь, а эта грымза ребром сцепленных в замок ладоней жахнула ему по затылку, и, ожидаемо, лицо его, нос и все прочее пришло в соприкосновение со старухиным коленом, каменным таким коленом, как базальтовый валун. Последнее, что он запомнил: прямо перед лицом на земле лежал фотик, на нем было написано «НИПОН», не «Никон», а «Нипон», это была явная подделка, контрафакт, а он, придурок, повелся… Всё. Занавес упал.
Веселуха закончилась. Спустя примерно час с небольшим группа туристов, возвращавшихся с левады, нашла тело, умело связанное металлическим тросиком: вокруг шеи скользящим узлом, запястья за спиной, и как бонус – ноги, согнутые в коленях назад, и связанные тем же тросом за щиколотки. Любая попытка выпрямить ноги или двинуть руками, и на горле затягивается этот самый трос. По-моему, неплохая шутка. Я же не заткнул ему рот, двигаться он не мог, но орать-то ори, сколько хочешь. Чё, не прикольно? Не знаю, Агнесс, по крайней мере, веселилась.
– Ну и что, мой рыцарь, ты наказал этого преступника, этого страшного человека, этого похитителя дорогих старушечьих фотоаппаратов, ты, светлый герой, гроза девственниц и защитник драконов?
– Да как тебе сказать…
Ну да, эти соколы позвонили в полицию, и, те на удивление быстро приехали.
– И что же?
– И ничё… Взяли они тело, ну там опять-таки записка: «Эта сука ворует фотокамеры у пенсионерок на левадах» и подпись: «Сестра Ирма». Как-то так, не помню уже точно.
И, правда, ничего. Заявления не было. Ну ладно, парнишу полицейские забрали, они даже пришли к нему домой с обыском. И чего? Нашли у него в доме сумарь, а внутри два десятка, ну может чуть меньше, фотоаппаратов. Но паренек сказал, что кто-то, он его не знает, попросил похранить и денег дал тридцать евро, а что там, он не смотрел, ему просто деньги были нужны. Для полиции может и доходчиво, но я так понял, что зря сунулся. Я утырка поймал, рыло ему начистил, а он сейчас там где-то в кутузке сидит и молчит. Всё. Тупик. Ничего эти толеранты с него вытрясти не могут, и максимум, что ему грозит, полгода за то, что он краденое барахло у себя дома держал.
