– Садись с нами! – в который раз потребовал дядя Митя. Глаза его лучились.
После чаепития дед скомандовал:
– Ладно, Ляксей, нам пора. Сегодня новенькие пришли. Пойдёшь с нами: со мной и козявкой, – озорно взглянул он на Настеньку.
– Я не козявка, деда, – завизжал ребёнок.
– Тогда малявка, – продолжал настаивать дед.
– И не малявка! Я Настенька.
– Ой, моя хорошая, ну, пойдём собираться. Ты с нами, да? – обратился он уже к Алексею
– Ну, конечно, дядь Мить, – вымолвил Алексей, не зная, что сказать.
Через пять минут вся компания уже шагала по улице.
Вскоре зашли в какой-то дом. Там оказались люди, очень бледные, и было их человек десять, наверное. Сидя напротив деда на диване, они внимательно слушали, не сводя с него глаз. Настя же, усевшись рядом с Алексеем, не уставала нашёптывать ему:
– Не бойся, всё хорошо, тут тебя никто не обидит.
Не на шутку напуганный, ничего не понимающий Алексей лишь послушно кивал.
Затем они пошли в другую избу, и началось то же самое.
Возвращались домой уже за полночь. Горели звёзды, освещая путь, скрипел снег под ногами, – втроём было весело.
Переночевали у дяди Мити. А утром всех разбудил крик петуха.
– Фу, бестия! – проворчал дед.
Петух, вроде, сник, все стали засыпать, потом снова: кукареку-у-у.
Дед Матвей, недовольно кряхтя, перевернулся на другой бок.
Дрёму прорезал третий крик.
– Да заткнешься ты когда-нибудь или нет! – крикнул дед в сердцах.
– Дядь Мить, тише, ребёнка разбудишь! – не выдержал Алексей.
– Да нет уже. Ушла она.
– Куда ушла? Как ушла? – аж подскочил Алексей на кровати.
– Да не важно… спи, – послышался тяжёлый вздох. – Не придёт ко мне больше моя козявка… ну ладно, всё когда-то заканчивается.
И тут, совсем не кстати, раздался четвёртый крик петуха.
– Ляксей! Ты суп из петуха любишь? – дед вскочил в штаны и бросился за петухом.
В одиночку догнать петуха – задача не из лёгких, и через время со двора донеслось:
– Ляксей, помощь твоя нужна.
Суп из петуха был готов к обеду.
Всё утро Алексей провел у себя: информация, полученная от деда, требовала обработки. Да и дядя Митя просил к нему не ходить:
– Домашние заботы, ну на что тебе они? Вот управлюсь, суп сварю, и приходи.
На том и порешили. Работалось в охотку, и вдохновение было – нужные слова сами ложились на чистый лист, ручка, казалось, скользила по бумаге без напряжения, словно фигурист, выделывая всякие крючки да завиточки. С определённого момента Алексей даже перестал узнавать свой почерк, настолько аккуратным он выглядел. В голову вдруг залетела шальная мысль: может, это дед руку приложил…
Настроение было не просто отличным – возвышенным! Он творил! Рассказы деда на глазах приобретали зримость и объём, превращаясь в достоверную картину истории и быта далёкого народа, видимую настолько чётко, словно ты сам его часть: вот одни строят, другие пашут, воины защищают свою землю от жадных и завистливых врагов… Материал стал приобретать уже вполне определённые очертания, и казалось, всё почти готово, вот только ещё чуть-чуть, последняя деталь, последний штрих.
Отбросив ручку и заложив руки за голову, он откинулся в кресле. Надо было перевести дух.
«До чего ж хорошо здесь!» – воскликнул Алексей, мечтательно глядя в окно.
Ему всегда казалось, что всё не вечно под луной, и ощущение удовольствия тоже. Как мы живём? Сегодня нам хорошо – завтра плохо. А здесь всё было не так. Упоение, одно сплошное упоение. До чего ж было хорошо на душе!
