История Армении - страница 22
И вот, когда он, одетый по-военному, в нарядном плаще, с. подобающими украшениями, со своей дивной красотой, высоким ростом, чудесными волосами, стоял на услужении возле царя, у его изголовья, держа в руке стальной царский меч в золотых ножнах, с украшенным драгоценными камнями и жемчугами поясом, – все присутствующие на собрании громогласно и единодушно воскликнули: «Да будет Нерсес нашим пастырем!» Услышав это, он возражал, не хотел, отказывался, говоря, что не достоин. Но он видел, что все твердили одно и тоже перед царем, возглашали одно и то же: «Никого другого не хотим пастырем над нами, а только его; никто другой не должен сесть на престол, а только он!» А он, из скромности не считавший себя достойным этого (сана), выступил вперед и стал наговаривать на себя и приписывать себе такие грехи и беззаконные деяния, которых не совершал.
Услышав это, народ понимал, что он зря наговаривает на себя, и все вместе с царем покатились со смеху. А войска в один голос кричали: «Пусть на нас, на наши головы, падут твои грехи; пусть на нас, на наших детей падут твои деяния; но ты восстанови дела предка твоего Григория и то же пастырство над нами». А он, так как ничего другого не нашел ответить им, то стал бранить их и сказал: «Вы нечестивы и поганы, не могу я быть пастырем над вами и взять ваши грехи да себя; я не могу быть лицеприятным, не могу стерпеть ваши злодеяния. Вы сегодня любите меня понапрасну; завтра тоже пона-прасну, вы станете моими врагами и ненавистниками; вы меня" связываете с собою как колотушку на свою же голову. Оставьте меня в покое, быть может удастся мне тогда без забот по недостоинству своему провести свою жизнь полную страданий и грехов, ожидая грядущего вечного суда». А множество войска, возроптав, кричало: «Именно ты грешный и должен быть нашим пастырем». Божьим провидением было то, что люди так настаивали. Тогда царь Аршак, разозлившись и разгневавшись, потянул к себе меч с царским поясом, который он (Нерсес) носил при исполнении обязанности сенекапета, и снял с него. Затем он приказал связать его перед собою, остричь его прекрасные кудрявые волосы, подобных которым нигде нельзя было найти; он также приказал разорвать и снять с него нарядную мантию. Он приказал, и принесли монашескую одежду и надели на него. Затем он приказал и призвали старца епископа Фауста, чтобы он рукоположил его в диаконы. А когда стригли ему волосы, то многие плакали, жалея его красоту и видя, как изменилось его лицо и исчезла красота. Когда же увидели его осиянным христовой красотой, то многие обрадовались, что милостью благодатного (бога) именно он был призван пещись о христовом доме.
Господь внушал тогда всем эту мысль – просить себе в пастыри того, кто мог руководить ими и указать им жизненный путь. Он, когда внешне был еще в военном облачении, внутренне носил в себе Христа и имел благородный облик. По надежде своей он был распят с Христом и погребен вместе с ним, и по-любви веры – умер за грехи и справедливо надеялся на воскресение. Поэтому он справедливо удостоился престола патриархов и места своих предков, престола апостола Фадея, а также духовного наследия своего отца по плоти. Но это от господа было, что он был призван на этот сан, что у всех возникла мысль почесть его достойным этого сана. А он по великой богобоязненности своей и смирению не считал себя достойным этого высокого сана – служения богу, в который его возвели. Но он (достиг этого сана) по единодушному принуждению (народа) и по велению бога; тем более, что о нем и ранее было предвещано богом в видении Иусику, что из его поколения родится человек, который будет светочем мира.