– Мальчики, вымойтесь и идите к столу. Дебора, возьми свои вещи. Я покажу, где ты будешь спать.
Миссис Томас повернулась к священнику, и они пошли к дому, беседуя как старые друзья. Дьякон Томас повел лошадь к бочке с водой, а я подняла с земли свой мешок, подтянула сползавшие чулки и направилась к дому, но младшие Томасы, собравшись вместе, принялись вполголоса о чем-то беседовать, и я застыла, не оборачиваясь к ним, стараясь услышать хоть что-нибудь.
– Она плоская, как доска.
– И фигурой не вышла.
– Волосы как солома. – Тот, кто произнес эти слова, хихикнул и прибавил: – Может, поставим ее в поле, ворон отпугивать?
– Глаза у нее красивые. Я ни у кого еще таких глаз не видел.
– Они жуткие! Придется караулить по ночам, чтобы она не зарезала нас в постелях!
Услышав это, я рассмеялась. Мой смех застал врасплох и их, и меня саму, и я обернулась к мальчикам с хитрой ухмылкой. Пусть лучше боятся меня, чем вообще не замечают.
– У нее хорошие зубы, – отметил кто-то, и я снова расхохоталась.
– Ну и чудачка, – проговорил старший, но в этот момент Финеас разразился хохотом, и братья, сдавшись, последовали его примеру.
* * *
Нет, я не приструнила мальчишек. Скорее это они сделали меня более радикальной.
Братья спали на просторном чердаке над гостиной, на койках, закрепленных на скате крыши. Только у младших близнецов, Дэвида с Дэниелом, была настоящая кровать, но места на ней едва хватало, и они ложились головами в разные стороны, щекоча друг другу носы пальцами ног.
Мне отвели собственную комнату. Это был лишь закуток, отделенный от кухни тонкой стеной, в которой проделали дверь, но места там хватало, чтобы поместились узкая койка, комод с парой ящиков и стол шириной в фут и длиной в два. Все это принадлежало мне. Отныне у меня была собственная постель, свое пространство. Девочка в доме, полном мальчишек, пусть и являлась лишь служанкой, обладала некоторыми преимуществами.
Поначалу сыновья Томасов держались настороженно и напряженно следили за мной, будто я была воровкой или могла заразить их проказой. Первым оттаял самый маленький, Иеремия. Возможно, дело было в том, что нам обоим не нашлось пары. Так или иначе, он скоро подружился со мной, и мы стали неразлучными. Мы и родились в один день: ему в тот год исполнилось семь, а мне одиннадцать. Иеремия счел, что это знак свыше.
– Ты будешь моим близнецом, Дебора? – спросил он, обратив на меня скорбный взгляд.
Я рассмеялась:
– Иеремия, у тебя девять братьев.
– Но я самый младший. И у меня нет никого своего. А у тебя вообще нет ни мамы, ни папы, ни братьев, ни сестер.
– Есть… просто они где-то далеко.
– Ну и какой с этого прок?
– Да никакого, Джерри, никакого, – согласилась я, и на сердце у меня, как ни странно, полегчало от того, что я произнесла это вслух.
– Значит, мы можем стать близнецами.
– А что делают близнецы?
– Близнец – это тот, кого ты любишь больше всех на свете. Ты сможешь любить меня больше всех на свете?
– Это будет несложно.
– Правда?
От его широкой улыбки у меня защемило сердце.
– Правда.
– Я ужасно люблю маму, но любить маму – все равно что любить Господа Бога. Она не совсем человек.
– Иеремия! – ахнула я. – Она самый настоящий человек!
– Ну просто… она принадлежит всем нам. А я хочу кого-то, кто будет только моим, – повторил он.
– Хорошо. Но я все равно постараюсь любить твоих братьев, а не только тебя одного, ведь так велел преподобный Конант.
