Выйди же на сцену, главный герой!
На аверсе доллара, разумеется, другое лицо. Темный фон заостряет внимание на его белых курчавых локонах, повязанном на шее белом платке и белых кружевах на крахмальной рубашке. У него широкая челюсть. Он смотрит на вас небольшими усталыми глазами – несгибаемый командующий, выигравший войну, отвергнув саму возможность поражения. Он держал свою армию в узде восемь трудных лет, пока вражеские войска – одно из самых вышколенных, опытных и хорошо оплачиваемых воинских формирований в мире – не сдались первыми. Их вымотал генерал Вашингтон.
Он появился на банкноте в узкой лирообразной рамке почти за восемьдесят лет до начала Второй мировой войны и до Великой депрессии: точно такой же Джордж Вашингтон, на таком же долларе, того же черного цвета, с теми же лавровыми листьями, единицами в каждом углу, с теми же завитками и паутиной линий.
Его выпустили на свет в ревущие 1920-е, в эпоху обтекаемых предметов, небоскребов, массового производства и дизайн-студий: портрет восемнадцатого столетия среди лавровых листьев и настольных вычурных зеркал борделя. Уже тогда он выглядел как святыня.
Ведь тогда США только вышли из круговерти изнурительных теологических дебатов, которые могли бы соперничать с острыми религиозными конфликтами, расколовшими Европу в XVI веке и породившими национальные государства. Американская теология была светской, вращалась вокруг денег и свободы, обязательств и оплаты, дохода и убытков. На самом деле она вращалась вокруг денежного чуда.
Религия денег известна, как культ мамоны; Доллар Всемогущий – ее верховное божество. Это еще более солидное и прочное учреждение, чем католическая церковь, оно имеет приверженцев даже на далеких индийских вокзалах. Есть католики, не согласные с папой римским, но на рынке ценных бумаг председатель Федеральной резервной системы непогрешим. За последние пятьдесят лет несколько стран обратились в «долларовую веру», а среди прочих, где такой процесс порицался свыше, отдельные граждане ревностно конвертировали свои песо, фунты или рубли. По всему земному шару разыгрывались дикие сцены: люди дрались за возможность купить доллары в качестве страховки от инфляции, дефляции, девальвации или перспективы неизбежной бедности.
Нью-Йорк – священный град, где банкиры, местные и иностранные, перемещаются от святых даров одной переговорной комнаты к следующей – в тиши лимузинов, подобно кардиналам в папской курии. Эту веру повсеместно поддерживают финансовые советники, банкиры, биржевые маклеры и валютные брокеры, в то время как юрисконсульты корпораций, бухгалтеры по налогообложению и ФРС дискутируют по поводу правил с неменьшим пылом, чем средневековые теологи из-за количества ангелов, способных станцевать на острие булавки. Аналитики в СМИ вещают с апломбом стародавних проповедников. Деньги постоянно творят чудеса; выигрыши в лотерею и удачные публичные торги акций порождают мгновения, когда магия доллара нисходит на людей точно благодать.
У доллара куча имен: «спондулики», «баксы», «лавэ», «башли», «пачки», «нал», «гроши» и даже «симолеоны»[5]. Так, вероятно, их проще использовать. Ведь скажешь «деньги» – и тут сразу дело серьезное; назовешь «стольником»[6] или «десяткой»[7] – и все, ты уже в игре, которую Данте, уготовивший стяжателям специальный круг ада, назвал «Божественной комедией». Впрочем, мы все в нее вовлечены.
