История, которую нельзя рассказывать - страница 11



Я пятилась от папы, пока не уткнулась в прикроватный столик. Свеча, стоявшая на нём, пошатнулась и едва не упала. В эту секунду папа посмотрел на ворох бумаг в своих руках и на остальные листы, лежавшие на ковре. Когда он принялся грубо запихивать страницы в Большую Книгу, сминая и утрамбовывая их, я не сразу поняла, что он и не собирался раскладывать их по порядку.

– Прости. Мне очень жаль, Иляна, – проговорил папа дрожащим голосом.

Я закричала, начала хватать его за руки.

– Папа, папа, нет! Пожалуйста, папа, не надо!

Я вцепилась пальцами в уголок обложки моей книги, когда папа стал подниматься с пола. На ковёр посыпались блёстки, захрустела бумага. Папа оттолкнул мои руки и вышел из комнаты. А потом и из квартиры. Спотыкаясь, я бросилась в зал, но мама меня опередила: она бежала за папой и что-то ему кричала. Я тоже хотела выбежать, но у меня подкосились ноги, и я рухнула на колени.

Когда мама вернулась, я плакала, свернувшись калачиком на полу и прижимая к груди обрывки бумаги. Наверняка мы перебудили всех соседей. Наверняка они записали это в свои блокноты. Но мама опустилась рядом со мной и, крепко обняв, стала гладить меня по голове.

– Я буду ненавидеть его до самой смерти! – сквозь слёзы выпалила я.

– Он просто боится. И не понимает, что натворил.

Для родителей мир пока ещё не рухнул.

Это случится завтра утром, когда папа вернётся и манжеты на его рубашке будут серые от золы, а я переверну вверх дном свою комнату и найду то, что в ней пряталось.

Для родителей мир пока ещё не рухнул, но для меня жизнь утратила всякий смысл. Потому что мои истории сделали меня той, кто я есть, а папа, которого я любила больше всего на свете, их уничтожил.

Туда, где безопасно


Я была дома одна, когда нашла в своей комнате первого жучка, приклеенного изолентой. Его никто бы не заметил, никто, кроме безутешной девочки, которая отчаянно желала сбежать из квартиры – например, через тайный проход в шкафу – или найти себе друзей-лилипутов, которые живут там, куда обычно люди не заглядывают, – в самом дальнем и тёмном углу ящика прикроватной тумбочки.

Когда мои пальцы коснулись холодного металла, я отдёрнула руку, словно от укуса. Я замерла, а потом выдвинула ящик. В уголке виднелся жучок с серым панцирем, от которого отходили тонкие извилистые проводки.

Я медленно попятилась, часто и прерывисто дыша. В кухне я взобралась на стол для готовки, прижала колени к груди и начала вспоминать всё, о чём мы с папой говорили накануне. О дяде. О маме. Я мысленно представила камеру, куда меня посадят из-за рассказанной истории. Мне хотелось плакать, но я просто сидела и смотрела через открытую дверь комнаты на выдвинутый ящик.

Когда родители наконец вернулись с работы, я спрыгнула со стола, бросилась к ним и схватила маму за руку.

– Что? Иляна, подожди! Дай хоть сумку поставлю.

Но, наверное, я выглядела напуганной. И видимо, из-за того, что родители всю жизнь жили в страхе и срослись с ним, мама, увидев, как я прижала палец к губам и вытаращила глаза, сразу замолчала и пошла за мной. Папа двинулся следом. Я показала им свою находку. Показала, всё ещё надеясь, что ошиблась.

Но мама прикрыла рот ладонью. Рука её дрожала. Папа побледнел.

Мы с родителями перевернули квартиру вверх дном. Всю мебель мы отодвинули. Подушки и думки распороли и выпотрошили. Все электронные приборы отключили, всё вынули из розеток. Мы не разговаривали во время обыска. Потому что и без слов всё знали.