История моего стыда - страница 7

– Да вы добились приличных успехов! – не очень искреннее воскликнул я.

– Да-да, я погремел в свое время и отдал боксу много лет жизни. Мастер спорта, весь Союз объездил с выступлениями!

– А почему завязали?

– Травмы, да и не всю жизнь же мешки колотить… Ты же знаешь, я до сих пор веду секцию, учу детей, как постоять за себя в драке, а ещё лучше – как её избежать.

К своему стыду, я вовсе не знал ни о спортивном прошлом, ни о тренерском настоящем дядя Юры – так он попросил себя называть.

– Да что эти блестяшки рассматривать, я тебе совсем не то хотел показать. Вот, смотри, – он подвел меня к фотографии в углу.

С фото на меня смотрел помолодевший дядя Юра, а ещё совсем юная девушка лет шестнадцати с медалью в руках и озорной улыбкой победителя.

– Маша, – пораженно произнес я.

– Она самая, – гордо ответил тренер. – каких только медалей не брала! Они с матерью тогда жили здесь недалеко, мы дружили семьями, и девочка была мне как дочь. Помню, как я ходил на разборки с местной шпаной, которая обижала её. Вроде бы с тех пор никто уже никто не смел подходить к ней. Вроде бы даже пару носов сломано было… – усмехнулся в густые усы дядя Юра.

Его усы были местной легендой. Весь колледж по-доброму потешался над ними. Уникальная способность усов заключалась в том, что они жили своей собственной жизнью и были индикатором абсолютно любых эмоций, которые испытывал хозяин. Порой казалось, что усы встают дыбом, когда он злился и кричал. Они тряслись и вибрировали, когда он громко смеялся, а от смеха, что исходил из его мощных лёгких, резонировало все вокруг. А ещё усы умели грустить. Каждый год на выпускном вечере для очередной порции уходящих студентов дядя Юра произносил речь – торжественную, но немного печальную. Усы взлетали вверх, когда он уверял студентов в их светлом будущем, угрожающе выдвигались вперёд вместе с губой, словно указывая на тех, кто рискнет забросить спорт или забыть родных учителей, а к концу речи опускались вниз, выражая поникшее настроение, ведь молодые уходили, а физрук оставался здесь, каждый выпуск понемногу старея. Старели усы, кстати, тоже вместе с хозяином, слегка седея и теряя былой было лоск. Сейчас они радовались, вспоминая прошлое Маши. Он продолжал:

– Она выросла при мне и подавала большие надежды. Вся такая утонченная, нежная, словно нездешняя. На учёбу в Москву мы провожали ее всей семьёй. В академиях из нас еще никто не учился, а она получила красный диплом и вернулась к этому придурку, который её же потом и бросил. Говорят, ему потом нос кто-то сломал…

– Уж мы так все переживали за нее, – продолжал дядя Юра. – А потом у Маши умерла мать, и она осталась одна. Мы с женой помогали как могли, вытаскивая девку из депрессии. Вот с этого огорода откармливали витаминами, особенно ее любимой клубникой. Слава Богу, сейчас Маша надумала вернуться в Москву. Она говорила, вы сдружились с ней, и это ты повлиял на ее решение. Спасибо тебе, Дима. Заходи ко мне в колледж, а лучше в зал на тренировку приходи.

– Да я привык решать проблемы мирным путем, какой мне бокс…

– Вот это и обсудим, что это – мудрость или просто страх дать отпор.

Ради интереса, а может, чтобы отогнать скуку, я таки заглянул в зал к дяде Юре. Зал был типично советский: полуподвал, фото чемпионов на стенах, запах пота и тяжелого труда. Тренер подбадривал всех новичков, которые приходили к нему, не бросал в бой, пока те не освоятся, а еще растапливал для учеников баню по пятницам. Баня располагалась тут же, в подвале, рядом с раздевалками и душевыми в дальнем конце зала. Самодельная, она не прошла бы никаких проверок, была тесная, темная и не очень удобная, но именно в банные дни на тренировку приходило больше всего народа. Строгий тренер, два часа гонявший по залу парней, в бане вмиг превращался в душевного дядьку, угощавшего всех отваром из целебных трав с собственного огорода. Усы его при этом были мокрые, блестящие, приветливые и немного смешные.