История моей жизни. Открывая мир движениями пальцев - страница 2
Не помню точно, когда я впервые осознала, что отличаюсь от остальных людей, однако уверена, что это произошло еще до приезда моей учительницы. Я поняла, что мама и мои друзья не используют знаки, когда хотят что-то сообщить друг другу. Они говорили ртом. Иногда я становилась между двумя собеседниками и прикасалась к их губам. Но все равно ничего не понимала, и меня это страшно раздражало. Я тоже шевелила губами и отчаянно жестикулировала, но безрезультатно. Иногда я так злилась из-за этого, что пиналась и вопила до изнеможения.
Мне кажется, я понимала, что дурно себя веду, потому что знала, что моей няне Элле больно, когда я ее пинаю. И когда приступ ярости проходил, я почти сожалела, но не помню, чтобы это хоть раз помешало мне вести себя так, если я не получала того, что хотела. Тогда я постоянно проводила время с дочкой нашей кухарки Мартой Вашингтон и нашим старым сеттером Белль, которая когда-то была отличной охотницей. Марта понимала, что я показываю, и у меня почти всегда получалось заставить ее делать то, что мне нужно. Мне нравилось чувствовать над ней власть, а она чаще всего просто подчинялась мне, не рискуя высказать недовольство. Я была полна сил, энергии и равнодушия к последствиям своих действий. А еще я всегда знала, чего хочу, и настаивала на своем, даже если это приводило к драке. Мы много времени проводили на кухне: мололи кофейные зерна, помогали делать мороженое, месили тесто, ссорились из-за печенья, а еще кормили кур и индюков, прогуливавшихся у кухонного крыльца. Многие из них были совсем ручными – ели из рук и позволяли себя гладить. Как-то раз один большой индюк выхватил у меня помидор и убежал с ним. Его успех нас невероятно вдохновил, так что мы стащили с кухни пирог, который кухарка только что покрыла глазурью, отнесли его за поленницу и съели там до последней крошки. После этого мне было очень плохо, и я размышляла, настигло ли возмездие и индюка.
Цесарки любят гнездиться в самых укромных местечках в траве. И одним из любимейших моих занятий была охота за их яйцами. Я не могла сказать Марте, что хочу поискать яйца, но я складывала горсточкой ладошки и опускала их на траву, изображая круглые предметы, скрывающиеся в траве. И она всегда меня понимала. Если нам везло и мы находили гнездо, я никогда не давала ей относить яйца домой, показывая знаками, что она может упасть и разбить их.
Источниками неослабевающего интереса для нас с Мартой были амбары, где хранилось зерно, конюшни с лошадьми и двор, на котором по утрам и вечерам доили коров. Доярки разрешали мне трогать коров во время дойки, и на меня часто сыпались хлесткие удары хвоста за мое любопытство.
Подготовка к Рождеству всегда приносила мне радость. Хоть я и не понимала, что происходит, но с удовольствием впитывала разносившиеся по дому приятные запахи и наслаждалась вкусностями, которыми угощали меня и Марту, чтобы мы не шумели. Конечно, мы путались под ногами, но это не портило нам настроения. Нам позволяли толочь пряности, перебирать изюм и облизывать ложки. Я вешала чулок для Санта-Клауса, как и все остальные, но, насколько я помню, мне никогда не было это особо интересно – я не вставала до рассвета и не бежала искать подарки.
Марта Вашингтон любила проказничать ничуть не меньше, чем я. Одним жарким июльским днем две маленькие девочки сидели на веранде. Одна была темной, как смоль, с копной пружинистых кудряшек, собранных во множество пучков, торчащих в разные стороны и завязанных шнурками. Другая – светлокожая, с длинными золотыми локонами. Одной было шесть, а другой на два или три года больше. Младшая девочка была слепой, старшую звали Марта Вашингтон. В тот день мы сначала старательно вырезали бумажных человечков, но вскоре это нам надоело. Поэтому мы порезали на кусочки шнурки от наших туфелек, а затем обстригли все листочки с жимолости, до которых смогли дотянуться. После этого я обратила внимание на кудряшки Марты. Она пыталась возражать, но ей пришлось смириться со своей участью. После этого она потребовала справедливости, схватила ножницы и успела отрезать мой локон. Она состригла бы все, если бы не вмешалась моя матушка.