– Не смей меня называть Мамочка! – зло, процедила она. – Перед тобой никто! Ни человек! Ни обезьяна! Ни женщина! Ни мужчина! Всего лишь, разумный гибрид. Гермафродит! Вот, посмотри на меня! Какой меня они создали.
Она скинула с себя халат. Увидел кривое обнажённое тело, которое трудно было назвать чьим-то. От слабо развитой женской груди и почти до самых пяток она была покрыта волосами. Точнее, редкой шерстью, как у облезлой обезьяны. Промеж ног из женского влагалища торчала головка мужского члена. Это действительно был какой-то гибрид, но, ни в коем случае, ни человек в привычном понятии. Разум этого существа говорил о том, что в нем есть что-то от человека – мышление. Остальное было у неё от животных.
– Только вчера была женщиной. – одевая халат, сказала Мамочка, по-другому не мог это как-то назвать. – Скоро буду мужчиной. Во мне живут Гермес и Афродита. Отсюда и название "гермафродит". Зачем, люди из меня сделали такое существо? Лучше бы была в этой пробирке, куда поместили непригодные экземпляры подопытных зародышей. Лицемеры! Всю мою жизнь следили за моим развитием, чтобы записывать результат своих "научных" работ. У них была всего лишь подопытный экземпляр. Какая мерзость! Мне в детстве надо было все понять. Затем покончить с собой и этими уродами по разуму, горе "учёными".
Мамочка опять начала плакать. Сам стоял рядом, шокированный увиденным. Все никак не мог прийти в себя. Мой разум не мог поверить тому, что только сейчас увидел своими глазами. Как все могло случиться?
– Никакой карты мы не найдём. – немного успокоившись, сказала Мамочка. – Все сейчас здесь уничтожу.
– Так ты погубишь меня и себя. – слегка опомнившись, сказал. – Дай нам шанс выжить. Мы с тобой разумные существа. Нам природой, а не людьми, дано мыслить. Мы оба найдём выход из трудного положения.
– Выход в этом сосуде. – сказала она, показывая на огромный фаянсовый сосуд с кислотой, плотно зарытый такой же крышкой. – Все, кто жил в психиатрической больнице, нашли там свой конец. Тебе дам один шанс выжить. Если ты за неделю ничего не придумаешь. То тогда сама все уничтожу в психушке.
– Спасибо! – с надеждой на спасение, поблагодарил, Мамочку. – Если у меня за неделю ничего не получится, тебе помогу. Мы с тобой такое устроим, что даже живым людям будет тошно после нашей смерти. Чтобы ни у кого не было подозрения на наше присутствие в этом ужасном логове науки, мы навели хороший порядок. Стёрли тут всюду пыль. Все замкнули, как было раньше, ключи положили обратно на полку.
5. Побег из психушки.
До конца субботы и в воскресенье, мы разрабатывали планы моего побега, вплоть до нападения на охрану, но сразу сами все отвергали. Ни один вариант не подходил, так как все заканчивалось аминозином, которого теперь опасался.
Надо найти самое разумное решение, которое помогло бы выбраться нам. Разумное решение было совсем рядом, прямо во мне. Даже в мыслях не мог держать такого, что это, может быть, в психушке? Что тут в лаборатории смерти занимались партийной агитацией?! Какое высокомерие!
– Откуда могу взять художника? – услышал, в понедельник, сквозь дверь профессора, разговор по телефону. – У нас в больнице давно не было художника. Такие люди редко теряют разум. Понимаю, что в агитации сила партии, но, ни один умный художник не пойдёт к нам в больницу работать. Нет! Всего лишь учёный. Могу писать авторучкой и что-то нужное вычислять в науке. Искусство далеко не в моём понятии.
