История одного Карфагена - страница 43

Здесь же, на Черноморском флоте в 17-м году, произошла знаменитая история, когда революционные матросы потребовали, чтобы офицеры сдали личное оружие, после чего Колчак вышел на палубу корабля и, заявив о том, что у него есть Георгиевский кортик, сказал: «Не вы мне дали это оружие, и не вам его получить!», – и выбросил это наградное оружие в море. Таким образом, он показал себя человеком, который противостоит хаосу.

Несмотря на то, что в это время Колчак приобрёл большое политическое значение, понимал в политике он очень немногое. Есть прекрасное воспоминание Георгия Валентиновича Плеханова, первого русского марксиста и известного социал-демократа, к которому Колчак приехал в 17-м году во время поездки в Петроград. Вот, что написал по этому поводу Плеханов:

Понятно, что с каждым месяцем Колчаку было всё труднее находится на Черноморском флоте, и непонятно, как бы сложилась дальше его судьба, если бы он не получил предложение от американских морских офицеров, которые находились в это время в России, поехать в Америку. Не совсем понятно, почему они этого хотели, но Колчак объяснял, что ему там предложили готовить всё ту же высадку в Дарданеллах. Поэтому в середине 17-го года он отправился в Америку, в результате чего все бурные события второй половины 17-го года прошли мимо него.

Приехав в Америку, Колчак выяснил, что никакую операцию никто готовить не собирался. Между тем, ему приходили постоянные сообщения о революции в России и приходе большевиков к власти, в результате чего он решил начать переговоры с англичанами, чтобы те взяли его на службу. Там его приняли, и был почти готов план о перебрасывании Колчака на Месопотамский фронт (не понятно, что там должен был делать адмирал), однако он не состоялся. После этого Колчак приехал в Харбин, который к этому моменту стал центром сбора антибольшевистских сил, уехал оттуда в результате многочисленных столкновений с другими генералами и отправился в Японию, где сблизился с главными милитаристами. Так, он совершенно не мыслил себя вне войны и писал своей возлюбленной письмо с примерно следующим содержанием: