Абдула, наш командир, наемник из Афганистана, делил людей на трусов и смельчаков. Он был сухощавым узбеком небольшого роста, с маленьким раскосыми глазами, с непропорционально длинными руками, которые аккурат доставали до его колен. Абдула изо всех сил старался быть таким, каким, по его мнению, должен был быть настоящий моджахед – бесстрашным и мужественным. Таким же бесстрашным, как и противостоящие нам моджахеды-таджики, которых мы должны были убивать, а они, соответственно, нас. Он всегда смотрел прямо в глаза своему собеседнику, словно проверяя, кто перед ним – трус или храбрец. Он был настоящим профессиональным убийцей, не знающим жалости к своим врагам. А судя по всему, врагов в Таджикистане находилось в то время с избытком, словно весь мировой сброд сконцентрировался вокруг Памира.
Много раз мне хотелось убежать из этого погрязшего в войне места. Война, как оказалось, не мое призвание. Но я знал, что пока не могу себе этого позволить. У меня не было ничего, кроме мечты разбогатеть. А сбежать – значит убить ее. Тогда в жизни не останется никакого смысла. Я не мог сбежать, не мог и остаться, потому что за каждым глиняным домом, за каждым углом и камнем меня поджидала женщина в темном капюшоне и острой косой. Звали эту женщину Смерть. Ее нельзя избежать, ведь она не собиралась уходить с пустыми руками… Так было всегда. Смерть всегда рядом с тобой, как только в руках у тебя оказывается оружие. Будешь ты готов или нет – неважно. Ей это безразлично. На войне она главная. И те, кто вступает на тропу войны, должны принимать ее правила игры. С другой стороны, я не верил, да и сейчас особо не верю, что есть какая-то загробная жизнь, которую боготворили тогдашние мои сослуживцы, совершая свои намазы и крича: «Аллаху Акбар» (Аллах велик). Где они, а где я! Идиоты!..
– И где они? – подполковник ФСБ Калинин усмехнулся и затушил в пепельнице очередной окурок.
– Все там же, гражданин начальник. На небесах, – ответил задержанный за мошенничество Левин Андрей Александрович, проходящий по оперативным документам под псевдонимом «Душман».
– Привыкаешь?
– К чему?
– К новой жизни, Андрей Александрович, арестантской, – подполковник почему-то грустно улыбнулся. – Вот, уже меня гражданином начальником называешь. А своему окружению говорил, что служишь под моим началом. Знаю, несколько месяцев назад с местной шпаной свое новое звание подполковника обмывал. Звездочки в стакан бросал. По-гусарски пил. Я тебе скажу, у нас традиции иные. А ты фильмов насмотрелся… Да и в отделении ФСБ подполковничья должность всего одна. Ты уж на майоре остановился бы. Переборщил, коллега.
– Да все лохи, Юрьевич, в вашем сраном городке, лохи одни, – Левин с агрессией сплюнул на пол камеры следственного изолятора.
– Раз ты здесь, то позволь усомниться в твоих словах. Значит не все лохи.
– Ну переиграл, гражданин начальник, признаюсь, переиграл. Сам виноват. За это и расплачиваюсь. Надо было раньше валить отсюда.
– И что же тебе помешало?
– Как всегда, жадность. Хотел напоследок куш приличный сорвать. Я же практически подписал в ряде предприятий документы по перечислению финансовых средств на строительство мемориала погибшим воинам в Чечне. Счет в банке открыл. Хе-хе-хе…
– М-да… Андрей Александрович, был бы я милиционером, то обязательно в какую-нибудь ветеранскую организацию сообщил бы о том, как ты деньги зарабатываешь.
