Мне было девятнадцать или двадцать. Я возвращался около двух ночи с очередной вечеринки и, что удивительно, один. Я постоял на площадке первого этажа, в размышлениях, а может подняться на лифте? Но я их не любил, боялся застрять, да и четвертый этаж не был Олимпом. Я ступил на площадку третьего этажа и увидел Алекса, сидящего в одних семейках на ступеньках. Несметные сокровища? Я чуть не рассмеялся. На нем также была белая майка и протертые, в районе пальцев, тапочки. Он испуганно посмотрел на меня, отчего я протрезвел на месте.
– Сосед, ну что за дела. Вставай, – сказал я и продолжил подниматься.
Алекс настороженно посмотрел, но встал и направился за мной, благо идти не далеко.
– Не знаю, что стряслось, но разве я могу оставить соседа в холодном подъезде посреди ночи? – сказал я, и указал на кухню, как только мы зашли в квартиру.
Было лето, но в подъезде, в это время, всегда было прохладно.
– Чай, кофе или что покрепче?
Алекс смотрел на меня оценивающе, видимо, пытался понять друг перед ним или враг.
– Алекс. Да я знаю, что тебя так все называют, возможно, кроме тебя. Я слышал невероятные истории о тебе, но бывает всякое. Я твой сосед и помогаю без какой-либо корысти. Кофе, чай здесь. Что покрепче и еда в холодильнике. Чувствуй себя как дома.
– А ворчать на меня будешь?
– Тебе смотрю этого очень не хватает.
Мы рассмеялись. Алекс был низкого роста с довольно большим животом. Майка растянулась на нем, как девичий топ на тяжелоатлете. Его маленькие, глубоко посаженные, глаза смотрели на меня сквозь линзы круглых очков. Он напоминал мне мышонка-переростка.
– Спать можно здесь, в зале или могу уступить комнату.
– В комнату хозяина квартиры ни ногой.
В ту ночь он лег в зале. За следующий месяц он ночевал у меня раз пять. Самое интересное было то, что каждое утро в дверь стучала его жена. Блондинка лет сорока, стрижка каре, впалые щеки и невероятно большие глаза. Она всегда была в бледно-фиолетовом халате и потертых тапочках. В первый раз я сказал, что она ошиблась, но во второй, Алекс сам вышел к ней. Она взяла его под руку и, эта счастливая пара, пошла домой. В один раз я не выдержал и спросил:
– Алекс, да что происходит? Вечером ты сидишь, как провинившийся мышонок…Да, да. Я сказал именно так…а утром, как ни в чем не бывало, идешь домой.
– Понимаешь. Сначала это было игрой, но со временем переросло в реальность. Раньше я спал на кухне, а теперь в подъезде. Но каждое утро, приходя домой мы вспоминаем и смеемся. Мы были у многих психологов, но…
– Так это болезнь?
– Что-то в этом роде. Жанна начинает скандалить, истерить и грозиться покончить с собой. Раз я не послушал её и остался. Она полоснула ножом по руке…еле спасли.
Я хотел было спросить, почему он с ней не расстанется, но он опередил меня.
– Оттого, отчего многие сходят с ума. Любовь.
– Тогда у меня лишь один вопрос, что это за игра?
Алекс отпил из стакана виски, достал сигарету и, как-то странно на меня посмотрев, сказал:
– Ты же понимаешь, что в каждой семье свои секреты и не думаю, что правильно рассказать свой.
Я правильно догадался, что игра эта происходит в постели, но меня распирало любопытство.
– Этот секрет останется в стенах этой кухни, и я никогда не подам вида при твоей жене, что знаю о нем.
– Это очень личное, – резко ответил он и добавил, – как-нибудь в другой раз.
Обычно это означает никогда, но забегу вперед и скажу, что он все же рассказал мне, спустя пару месяцев после смерти жены. Ей было около шестидесяти и бедный Алекс. Я редко был на похоронах, наверно в силу возраста, но на Алекса страшно было смотреть. Бледный, губы дрожали, хотя на улице был июль. И все же в дань уважения к его жене, я не буду рассказывать об этой игре
