Его намерением при поездке в Галлию было отправиться оттуда в Британию. Но поскольку там все успокоилось, он повернул в Испанию и в Таррагоне вступил в должность консула в восьмой раз.
Император Гай Юлий Цезарь Октавиан Август (VIII) – Тит Статилий Тавр (II). Год Рима 796. До Р. Х. 26.
В Испании Август занимался примерно тем же, чем и в Галлии. Не могу сказать, провел ли он там весь год или после нескольких месяцев вернулся в Рим. В конце этого же года мы снова найдем его в Испании.
Дион здесь рассказывает о падении Корнелия Галла, первого префекта Египта, человека низкого происхождения, возвышенного милостью Августа, известного умом и талантами, но погубленного процветанием, как и многих других. Оказавшись на высоком посту и усмирив несколько восставших городов, в том числе знаменитые Фивы с их сотней ворот, он опьянел от безумной гордыни. Он жестоко отомстил этому древнему и прославленному городу, разграбив или даже полностью разрушив его. Чтобы обессмертить свое имя и славу, он велел высечь свои подвиги на пирамидах и воздвигнуть свои статуи по всему Египту. Наконец, он забыл, чем обязан тому, кто возвысил его из ничтожества, и за столом, разгоряченный вином и яствами, часто давал волю своему языку. Некоторые даже утверждают, что он дошел до заговора против своего благодетеля и государя, но не уточняют, каковы были цели заговора и как далеко зашла интрига. Август сместил его и назначил преемником Петрония.
Когда Галл вернулся в Рим, некий Валерий Ларг, прежде близко с ним друживший, стал его обвинителем. По тем преступлениям, в которых он его обвинил, Август запретил Галлу входить в свой дом и изгнал его из всех своих провинций. Как только он впал в немилость, все друзья отвернулись от него, а обвинители набросились со всех сторон. Сенат рассмотрел дело и, будучи строже императора, приговорил Галла к изгнанию и конфискации имущества. Его гордый дух не вынес позора такого приговора, и он покончил с собой. Август, казалось, был глубоко опечален, и ему приписывают прекрасные слова, если они были искренними: «Я единственный, кому не позволено гневаться на друзей лишь в той мере, в какой я сам того желаю».
Галлу было всего около сорока лет, когда он погиб. Он был поэтом, и его элегии пользовались известностью в древности. Они утрачены уже много веков, и у нас нет особых оснований сожалеть об этом – не только потому, что Квинтилиан находил их стиль жестким, но и из-за их содержания, целиком посвященного любовным и галантным темам. Вергилий был его другом, посвятил ему свою последнюю эклогу и, как говорят, завершил четвертую книгу «Георгик» похвалой Галлу. После его гибели он по приказу Августа заменил этот фрагмент эпизодом об Аристее, что для нас, несомненно, лучше панегирика человеку, более достойному ума, чем сердца.
Сенат постановил вознести богам торжественные благодарения за раскрытие и подавление заговора Галла, как если бы речь шла о враге народа, чьи козны угрожали благополучию государства. Это был пример лести, который впоследствии повторялся и преумножался при следующих императорах.
Но ни сенатский указ, ни покровительство принцепса не избавили доносчика от ненависти честных людей. Его презирали как предателя, изменившего другу; его считали опасным человеком, от которого нельзя было слишком остерегаться. И Прокулей, знатный римский всадник, пользовавшийся большим уважением Августа, встретив Ларга, прикрыл рукой нос и рот, желая дать понять, что в присутствии такого доносчика даже дышать было небезопасно. Это могло бы заставить поверить, что в поведении Галла было больше легкомыслия и безумия, чем преступления. Ведь если бы он действительно замышлял заговор против принцепса, тот, кто раскрыл бы его злые намерения, поступил бы как добрый гражданин, а не как предатель.
