Пизон Лициниан, брат Красса, чью гибель вызвал Регул, и сам сосланный, вероятно, по проискам этого опасного клеветника, – Пизон, позже усыновленный Гальбой и убитый вместе с ним, – оставил вдову по имени Верания, дожившую до правления Траяна. Когда эта дама тяжело заболела, Регул, зная, как он должен быть ей ненавистен, все же пришел навестить ее, сел у ее ложа и, притворяясь глубоко заинтересованным в ее здоровье, разыграл роль астролога. Он спросил, в какой день и час она родилась. Получив ответ, он принял серьезный и сосредоточенный вид, шевелил губами, считал на пальцах – все это, чтобы держать больную в напряжении и заставить ждать чего-то чудесного. «Вы в своем критическом году, – сказал он, – но вы выздоровеете. И чтобы вы в этом убедились, я посоветуюсь с гаруспиком, чьи знания не раз проверял». Он действительно принес жертву и сообщил Верании, что внутренности жертв согласуются с указаниями звезд. Охотно верят тому, чего желают: больная, обнадеженная мыслью о выздоровлении, потребовала завещание и добавила в него дар Регулу. Вскоре болезнь усилилась; она почувствовала, что умирает, и перед смертью горько жаловалась на обман. Но обманщик уже держал добычу и смеялся над этими запоздалыми и бессильными жалобами.
Менее удачной оказалась другая его афера против Веллея Блеза, богатого консулярия. Он долго за ним ухаживал, когда Блез тяжело заболел и выразил желание изменить завещание. Регул не сомневался, что получит в новом завещании значительную долю, и умолял врачей сделать все, чтобы продлить жизнь больного. Когда завещание было составлено и подписано, он переменил тон. «Доколе, – говорил он тем же врачам, – будете мучить бедного умирающего? Зачем отказываете ему в легкой смерти, если не можете дать жизнь?» Блез умер и, словно слыша все речи Регула, не оставил ему ни гроша.
Наглость, как я уже говорил, была в нем не меньше, чем плутовство. Следующий случай это доказывает. Знатная дама по имени Аврелия, желая подписать завещание при семи свидетелях, как требовало римское право, попросила Регула быть одним из них. Для церемонии подписания она надела очень красивую одежду; Регул выразил желание, чтобы она завещала ему эти наряды. Аврелия сначала подумала, что он шутит; но он говорил совершенно серьезно. Он настойчиво просил, заставил ее вскрыть завещание и вписать требуемый дар, наблюдал, как она пишет, а затем проверил, все ли сделано правильно. Такими махинациями он, родившийся без состояния, так сказочно разбогател, что однажды сказал Плинию, будто хотел узнать по внутренностям жертв, когда его владения достигнут шестидесяти миллионов сестерциев [62], и предзнаменования обещали ему вдвое больше.
При таком богатстве у Регула был лишь один сын, которого он потерял почти ребенком. Плиний сомневается, что отец искренне горевал, и подозревает, что расчет в его душе преобладал над естественными чувствами: ведь он эмансипировал сына, чтобы тот мог распоряжаться своим материнским наследством, которое было значительным, а затем раболепно льстил ему, надеясь, что ребенок назначит его наследником. Таким образом, смерть сына была ему выгодна; но чем меньше было настоящей скорби, тем больше он выказывал ее напоказ – с таким шумом, что выдавал притворство. У мальчика были верховые и упряжные лошадки, собаки, соловьи, попугаи, дрозды; Регул приказал зарезать всех этих животных вокруг погребального костра. Он умножил всеми способами статуи и изображения того, кого хотел оплакивать: в бронзе, воске, на холсте, в серебре, слоновой кости, мраморе. Сам он написал книгу о жизни сына, умершего ребенком, и публично зачитал ее перед толпой. Более того, он разослал тысячу копий по всей Италии и провинциям и писал в сенаты городов, прося назначить члена с самым сильным и красивым голосом, чтобы прочесть книгу собравшемуся народу.
