Великий князь Константин, поставленный царём главнокомандующим над польскими войсками, ранее участвовал в больших сражениях: в швейцарском походе Суворова, в битве под Аустерлицем и в тяжёлых кампаниях 1813 и 1814 годов. Не менее отца любил он все мелочи казарменной жизни и страдал страстью к военным смотрам – «парадоманией». Хотя он и был учеником знаменитого теоретика и историка наполеоновских войн Жомини, но остался по сути капралом. Получив от царя повеление организовать сначала польскую, а позже и литовскую армии, Константин предался этому делу всей душой, вносил в него серьёзные технические познания, терпеливый и упорный труд, вставал летом в 5, а зимою в 6 часов утра. Но успеху дела мешало его излишнее пристрастие к мелочам и недалёкий ум.
Восстановленные таким образом польские войска на своём пути к востоку через Нанси посетили в этом городе часовню Бон Секур, где покоятся останки короля Станислава Лещинского, и оставили там надпись, прославлявшую великодушие Александра I. Литовский 21-й конно-егерский полк Игнатия Монюшко также вошёл в состав нового польского войска. С согласия Александра I вернувшимся на родину польским солдатам наполеоновских войск под командованием генерала Винцента Красинского была устроена торжественная встреча.
Но у поляков, несмотря на явное благоволение к ним со стороны русского императора, оставались претензии, проистекавшие из различия русской и польской психологии, воспитанных веками прежней раздельной жизни: у одних рабской, у других вольной. «Всё, что является правилом, формой, законом, – писал Чарторыйский в 1814 году Александру I о великом князе Константине, – поносится и осмеивается […]. Он хочет во что бы то ни стало ввести в армии палочные удары и приговорил вчера солдата к этому наказанию, вопреки единодушным представлениям комитета». Между тем солдаты, которых великий князь наказывал палками, служили в армиях Французской республики и Наполеона. За неудачное учение Константин наносил кровные оскорбления офицерам и генералам. Для выросшего из дворни московитского дворянства это было естественным, для гордого шляхтича, воспитанного поколениями гордых предков-воинов – недопустимо. Из-за последнего отличия шляхетства в России укоренилось даже особое понятие – «польский гонор», что примерно можно перевести на общепонятный язык как характеристику человека «заносчивого», «высокомерного», «не считающего равными себе других людей». А сегодня можно было бы обозначить «польский гонор» и так: «Ишь, возомнил о себе! Уж и плюнуть на него нельзя!». Вскоре число офицерских отставок и солдатских побегов увеличилось. Офицеры и унтер-офицеры кончали самоубийством.
Не лучше, впрочем, относился он и к штатским, призывая к себе и распекая войтов и бургомистров, сажая под арест бургомистра города Варшавы; наказывая палками мещанина, обвиняемого в укрывательстве вора. Но наряду с грубостью у Константина бывали проблески рыцарского великодушия. Однажды, оскорбив офицеров, он раскаялся, взял обратно свои слова и в качестве удовлетворения предложил дуэль.
В сентябре 1814 года – и вновь с санкции императора – состоялось торжественное погребение тела князя Юзефа Понятовского в присутствии русских и польских войск, а затем многочисленные богослужения его памяти по всей стране. Александр поддержал также инициативу установить памятник этому национальному герою, воевавшему на стороне Наполеона и последовательно отвергавшему сотрудничество с Россией. Атмосфера, в которой поляки ожидали быстрого восстановления собственного государства, передалась даже Тадеушу Костюшко, который в письме к Александру заявил о готовности сотрудничать с ним. Ответ, полученный от императора, возбуждал ещё бо́льшие надежды: «Я надеюсь возродить мужественный и достойный народ, к которому ты принадлежишь […]. Пройдёт немного времени, и поляки восстановят свою родину и своё имя» (Роснер А.).
