1) Имеющиеся под бельэтажем темные подвалы закласть кирпичом, положив там железный сундук с деньгами и что есть лучшего.
2) Дела и книги нужнейшие, уложив в сундук, туда ж поставить.
3) Чиновникам подлинные пашпорты и аттестаты поручно выдать для лучшего охранения.
4) Каждому из живущих в Доме позволить в те замуравленные подвалы ставить лучшее свое имущество в сундуках с надписью, кому что принадлежит.
5) Здоровых богаделенных отослать к родственникам и благодетелям, у кого известно, что таковые есть, а слабых и увечных оставить.
6) На случай, если необходима будет оборона против неприятеля, купить немедленно тридцать пик и раздать в свое время рабочим и прислужникам, могущим владеть оружием.
7) Сундук, где священником уложена утварь: два евангелия, два креста, дароносица, два кадила, три потира с прибором, ковш и ложка, отправить (и отправлено) с главным смотрителем при делах архива иностранной коллегии, во Владимир препровождаемых.
8) Из числа наличных денег отдать пять тысяч рублей (и отданы) главному смотрителю за казенною печатью на сохранение и для доставления оных в Москву, когда от него востребуются».
В конце августа Новинский и Смоленский бульвары запрудили телеги с ранеными солдатами. В Доме приготовили 25 дополнительных мест для нуждающихся в помощи бойцов.
31 августа совет Странноприимного дома собрался в последний раз (следующее заседание откроется лишь спустя четыре месяца), к Москве уже приближалась французские полки. Члены комитета приняли решение о роспуске призреваемых: «…Больным и богаделенным объявить о выдаче их билетов, чтобы они каждый находили себе пристанище. Ибо, по случаю нынешних обстоятельств, Дом содержать их не может».
По слухам, некоторые богаделенные спаслись от нашествия в имениях графа Шереметева, где и жили до тех пор, пока Наполеон не оставил Москву.
До сдачи города оставались считанные дни, а многие москвичи все еще не покидали жилищ, до последнего надеясь на благоприятный исход. Так, автор «Истории государства Российского» Николай Михайлович Карамзин выехал из Первопрестольной 1 сентября – за несколько часов до вступления Бонапарта в Москву. Кстати, по окончании войны знаменитый писатель не однажды будет принимать экзамены у молодого графа Дмитрия Николаевича Шереметева и сделает запись в дневнике о том, что всегда с неизменным удовольствием видит и слушает юношу.
Огонь московских пожаров не пощадил огромную коллекцию книг, собранных историографом за всю жизнь. К счастью, рукопись знаменитой летописи осталась невредима. «Вся моя библиотека обратилась в пепел, но История цела», – сообщал о происшествии мыслитель.
Вечером 7 сентября Николай Николаевич Бантыш-Каменский (историк, оказавший огромную помощь Карамзину в написании «Истории», а также наставник Алексея Малиновского) получил предписание владимирского губернатора А. Н. Супонева перевезти архив в Нижний Новгород. Туда же направлялось множество присутственных мест. Через девять дней, 16 сентября, документы были уже в Нижнем.
В Нижнем Новгороде сотрудники архива встретили Карамзина. «Триумвират историков: Карамзин, Бантыш-Каменский и Малиновский каждый день беседовали о несчастьях отечества. И когда сомневался кто-нибудь в счастливом окончании дел, Карамзин пророчески указывал на кремль нижегородский, напоминая Минина и уверяя, что каковы были русские в 1612 году, таковы будут они и в 1812».
