Итальянское лето с клубничным ароматом - страница 3
На самом же деле она жила в небольшой квартирке в Венеции, и ее мама Лючинда звонила ей каждый вечер ровно в восемь, напомнить, что часики неумолимо тикают, и если она продолжит в том же духе, то останется старой девой. И ее вовсе не волновало то, что дочери именно этого и хотелось: холостой жизни в своей квартирке, с диваном и выдуманными историями, не имеющими никакого отношения к реальной жизни. А у Лючинды был поразительный талант жить этой самой реальной жизнью, и она не могла поверить, как так может быть, что дочь его полностью лишена. Лючинде была абсолютно непонятна эта прихоть – воздвигнуть высоченную стену и закрыться в мире своих иллюзий.
Вообще-то Присцилла давно решила жить у тонкой грани между явью и сном, что позволено лишь немногим. И порой те, кто попадают в это место, завороженно глядят в пропасть, которая два мира разделяет.
Случается так, что те, кто с детства растет среди выдуманных миров и историй, потом не могут из них выбраться, и в конечном итоге создают свой собственный мир, надежно защищенный от реальности. Алиса, которая так и не вернулась из Страны чудес, – вот какой была Присцилла.
Реальная жизнь причинила ей боль, так что она нашла убежище, свернувшись клубочком среди пробелов между строк. В безопасности.
– Помнишь тот момент, когда в больнице взорвалась бомба, и он спас всех пациентов из детского отделения? И когда чуть не поддался чарам той мошенницы из фармацевтической компании? – спросила Ребекка.
– Эх, хорошее было время, эпоха Роджера МакМиллана… – вздохнула Присцилла, беря с блюда на столе картофель фри. Теперь фантазия у нее была на нуле, и наверняка всему виной Каллиопа дель Топацио, эта засранка. У нее, если не считать покушений на ее жизнь, все всегда шло хорошо.
Ребекка тем временем с несколько обеспокоенным видом поглядывала на часы.
– Ты торопишься? – спросила Присцилла, очнувшись от ностальгических воспоминаний.
– Эм… я… – смущенно залепетала подруга.
– Ребекка, у тебя встреча? Слушай, если тебе пора…
– Не у меня… – Ребекка виновато опустила взгляд.
– Не у тебя что?
– Ну то есть не у меня встреча. – Она подняла на Присциллу темные, полные муки глаза, напоминая Бемби.
– О нет… – застонала Присцилла, у которой вдруг появилось нехорошее предчувствие.
– В восемь. Но можем пойти уже сейчас!
– Ребекка, и ты туда же… Ради всего святого, это Лючинда тебя заставила? Скажи, если моя мама тебя шантажирует! Что у нее на тебя? Я заплачу больше!
Ребекка явно огорчилась:
– Я подумала, может, вы бы друг другу понравились… это коллега Филиберто, он только что расстался с девушкой.
Присцилла расстроенно взглянула на подругу:
– Еще и только что расстался… Я иду домой.
Она уже поднялась, но Ребекка схватила ее за руку:
– Ты сердишься?
– Нет, но я иду домой. Прекратите это, прошу вас. У меня все отлично, и меня устраивает моя жизнь такой, какая есть. Заведу кота, куплю спицы, буду вязать носки, ты достанешь мне примулы… Просто дайте мне делать то, что я хочу, потому что это лавирование между мужчинами, которых вы пытаетесь мне подсунуть, становится немного утомительным. – И, чтобы немного сгладить впечатление от своих слов, она ласково коснулась черных волос подруги.
Полчаса спустя Присцилла растянулась на кровати с позабытым ноутбуком под рукой, в футболке со Снупи[6] и гольфах, задрав ноги на стену.
На подругу она не сердилась, но если они с ее мамой продолжат в том же духе, Присцилла больше не решится даже просто выйти из дома, и следующий претендент будет ждать ее в темном углу подъезда, между входной дверью и подставкой для зонтиков. И она закончит свои дни как те люди, кто умирает за кухонным столом над блюдом с каракатицей и горошком