Иван Грозный: Бич Божий - страница 21

Зато были другие, и достаточно серьезные причины.

Во-первых, как бы ни было соблазнительно прикончить крымскую силу раз и навсегда, но уж слишком это напоминает военно-политическую авантюру. Замечательный российский историк С.Ф. Платонов высказался по этому поводу следующим образом: «Отказываясь «подвигнуться» против Крыма сам «с великим войском», Грозный был, несомненно, прав. Хотя Курбский обругал его советников, отвративших будто бы царя от Крымской войны, «ласкателями» и «товарищами трапез и кубков», однако эти ласкатели – если вина на них – были на этот раз умнее «мужей храбрых и мужественных», толкавших Грозного на рискованное, даже безнадежное дело»[98]. Крым не раз впоследствии попадал в неприятное положение, однако окончательно сбросить эту фигуру с шахматной доски большой политики смогла лишь необъятная Российская империя во времена Екатерины II – государство с ресурсами и военной мощью на порядок выше, чем у Московии грозненской эпохи. Можно было перенести мор, поразивший Крым, в ряды русской армии, а там и в русскую столицу. Можно было положить лучшие полки вдалеке от русских границ, в голодных степях. Можно было, в конце концов, увязнуть в противостоянии с политическим патроном Крымского ханства – Османской империей (так оно и произойдет во второй половине XVII – начале XVIII столетия).

Во-вторых, Ливония, истерзанная междоусобиями, разделенная между несколькими слабыми государственными образованиями, была несравненно менее опасным противником, нежели агрессивный Крым. Первые несколько лет Ливонской войны показали это наглядно.

В-третьих, балтийские государства располагали значительным фондом издавна обрабатываемых земель, притом земель с крестьянами. Ни Казань, ни Крым ничего подобного предложить не могли: там устойчивых очагов землепашества не было. А освоение целинных земель требовало переселения на «голые» места крестьянства; только откуда его взять? Особенно если учесть, что сажать его на землю придется в полосе постоянных бунтов и военных действий, чуть ли не на верную смерть, а потери придется вновь и вновь возмещать очередными «вливаниями»… Нет, «подрайская» землица Казани и Дикого поля на первых порах для российского дворянства оказалась совершенно бесполезной. Ливония – другое дело. А небогатые и воинственные «служилые люди по отечеству» давно испытывали недостаток доброй поместной землицы[99]. Реальные «дачи»[100] заметно уступали положенным им земельным окладам. Между тем «городовые» и «выборные» дети боярские составляли основу вооруженных сил, самую надежную опору трона. Ведение войны в их интересах соответствует интересам самого государя[101].

Наконец, в-четвертых, в Прибалтике и на территории Литовской Руси кипела борьба католиков и протестантов, причем среди протестантов попадались, помимо умеренных лютеран, антитринитарии самого отчаянного пошиба[102]. Русские еретики (например, Феодосий Косой) бежали не в Крым, а на запад… Волны Реформации, подкатывающие к самым стенам России – страны-крепости, – тревожили правительство и Церковь[103].

Таким образом, решение Ивана Васильевича о начале военных действий в Ливонии имело под собой серьезное обоснование. Это не каприз деспота, а продуманная, логически объяснимая стратегия.

Итак, в 1558 г. московские воеводы вошли с полками в Ливонию. Сам Иван Васильевич вплоть до зимнего 1562/63 г. похода на Полоцк в боевых действиях участия не принимал. Как и прежде, он вполне доверял представителям княжеско-боярской знати высшие военные должности. Очень редко воеводами в городах и еще того реже – командирами в полках действующей армии назначались люди… не чтобы совсем «худородные», но хотя бы на два уровня ниже высшей аристократии, «казанских сливок». На задворках время от времени мелькают Роман Алферьев, да Осип Полев, да Андрей Яхонтов, по роду своему стоявшие еще ниже. За государем остается принятие «генеральных», наиболее важных решений. До 1562 г. события на Ливонском театре военных действий развиваются в основном благоприятно для Московского государства. Ливонский орден разрушен, его войска разгромлены по частям, российские воеводы заняли Нарву, Юрьев, Феллин, Мариенбург и целый ряд других городов. В 1560–1561 гг. заинтересованность в дележе «ливонского наследства» проявили Дания, Швеция и Польско-Литовское государство. Открытое противостояние с литовскими силами принесло русским воеводам частные успехи под Перновым и Тарвастом. Но в 1562 г. российские полки потерпели поражение у Невеля, причем возглавлял тогда войско ни кто иной, как сам кн. А.М. Курбский, вследствие этой неудачи лишившийся царского благоволения. Иван IV принимает решение нанести сокрушительный удар объединенными силами Московского государства, так сказать, произвести демонстрацию русской военной мощи.