Иван Премудрый - страница 25



Вот и пойми их, женщин этих. Та же Старуха столько лет ругает Старика и ворчит на него, наверное даже тогда, когда спит, а следит за ним так, что позавидуешь. Вообще – то Старуха ругала Старика не за что – то конкретно, а вообще, то ли за всё сразу и про запас, то ли просто так, поди, разберись.

Вот и сегодня, уж слишком необычно, Старуха вела себя как добрая, весёлая хозяйка и вовсе не скандальная.

* * *

Накрывая на стол, Старуха рассказывала Царице о своём со Стариком жить – бытье. Поскольку из односельчан с ней никто не разговаривал, то о происходящем в деревне она мало что знала. Ну, разве что рассказала о соседе ихнем, Емеле.

По словам Старухи, Емеля этот, был самым главным лентяем в мире, но зато мастером – золотые руки. Целыми днями он только и делал, что ничего не делал, а жил очень даже хорошо. Хозяйства у него никакого не было, так, куры по двору бегали и всё. Он даже огородом не занимался, обходился как – то.

А занимался Емеля починкой телег, упряжи конской, короче, ремонтировал весь мудрёный, или немудрёный инвентарь, при помощи которого деревенские жители себе пропитание добывали. Бывало, сломает какой – нибудь раззява плуг, а починить, руки не оттуда растут. Куда идти? К Емеле! Привезёт он ему плуг, а тот посмотрит – посмотрит и скажет, мол приходи через два дня, всё будет готово, в лучшем виде. И точно, через два дня приходит мужик, глядь, а плуг его, лучше нового. А бывало, что часы – ходики сломаются, или самовар прохудится. Куда идти? Новые покупать, никаких денег не напасёшься. Вот все к Емеле и шли, в ножки кланялись, почини мол, Емелюшка. А тот никому не отказывал. Плату брал умеренную: когда деньгами, а когда харчами, ну или ещё чем, что ему надо было, так и жил.

Был он до того умельцем, что даже печку свою переделал и теперь она ездила по деревне не хуже тройки вороных, ну разве что помедленнее. Он даже избу переделал – разломал одну стену и сделал ворота, как в амбаре. Надо ему куда поехать, он ворота открывал, печка выезжала. Емеля садился, вернее, ложился на печку, и поехали. Вот что удивляло деревенских жителей, как печка сама дорогу находила и всегда знала, куда Емеле ехать надо? Вот здесь мужики, да и не только мужики, затылки – то и чесали, и никак не могли понять, в чём здесь премудрость техническая заключается?

Оно и понятно, мужское население деревни занималось двумя видами трудовых занятий: меньшая часть – ловила рыбу в Самом Синем море, а большая часть – пахала пашню и выращивала хлеб. Да, были ещё двое, те охотой промышляли, правда злые языки говорили, что они разбойники самые настоящие, а охота, это так, для отвода глаз. Так вот, мужики никак не могли сообразить, как это так у Емели получается, что печь сама по деревне ездит? Самые смелые в своих предположениях, а по общедеревенскому мнению – пустобрёхи законченные, выдвигали версию, что без волшебства здесь не обошлось. Но деревенские прекрасно знали, в деревне друг за дружкой догляд будь здоров какой, ничего не спрячешь, не укроешь, что Емеля дружбы с Бабой – Ягой не водил, а других волшебников в окрестностях отродясь не было.

Поэтому мнение насчёт Емели и его печки чудесной, в частности, было – у мужика руки золотые, чинит всё, что ни принесёшь и как ни сломаешь, потому и печку свою тоже починил, вернее, переделал, вот она и ездит. Так что жил себе Емеля, не тужил и наверное, жизни радовался.