Ты обводишь языком кубики его пресса, скользишь ниже и касаешься губами сосредоточия его желания. Горячего, жаждущего. Сильного.
Измайлов издает слабый рык, на который твоё тело отзывается мучительной судорогой. Тихий стон срывается с твоих губ, когда он разворачивает тебя спиной и входит грубым толчком.
В эту секунду ты просыпаешься.
С мыслью: «Твою ж мать!»
Я распахнула глаза и долго пялилась в потолок, откинув одеяло, которое не грело, но жарило разгоряченное тело. Дикое возбуждение не утихало. На соседней кровати дрыхла Шевченко, уткнувшись лицом в подушку.
Сердце заходилось частым биением, и я не могла утихомирить его. Сколько ни повторяла себе, что Станислав Измайлов — мерзавец, ненавистный мною. Сколько ни вспоминала его вечное ехидство и презрение.
Сердце всё равно выстукивало мелодию того, какое наслаждение дарили его губы… и руки…
Надо срочно заняться чем-нибудь полезным.
Даже сомнений быть не могло: чем именно.
Бег спасал меня в самые тяжелые минуты жизни. Иногда казалось, что хуже быть не может. Всё кончено. Тогда я надевала любимые тренировочные кроссовки и бежала. Вокруг общежития и парка. Оббегала квартал. Переводила дыхание у стоячей воды канала, что протекал в пяти километрах от общаги.
И неслась обратно.
Иришка не понимала, как я умудряюсь бегать зимой или в дождь. А я ловила какой-то сумасшедший кайф от того, что уматывала себя в край.
Вот и сейчас я тихонечко достала одежду, врубила в наушниках музыку.
Пора!
К сожалению, мой настрой был нагло испорчен. На «черной» лестнице, по которой я собиралась спуститься, стоял грустный Коперник. В пижаме. Встрепанный. Одинокий.
— Ты чего? — удивилась я.
— Не твоего ума дело, — он включил режим злюки.
— Всё, что ты происходит с тобой, дело моего ума. Рассказывай.
Иван помялся, переступил с ноги на ногу.
— Мысли какие-то идиотские лезут после нашего вчерашнего разговора. Мне кажется, Ира меня никогда не полюбит. Вот пытался закурить, — он показал измочаленную сигарету, — а не смог. Я такое не умею. Понимаешь? Прочитал научную статью, что курение активизирует мозговые процессы. А всё равно никак.
Фига себе. Радикально он решил поменяться. Из поборника здорового образа жизни до курильщика.
— Есть спортивная форма? — смирилась я с тем, что отделаться от Ванюши не удастся.
— Ага.
— Даю тебе пять минут. Будем выгонять дурные мысли самым простым способом — изнурять тело тренировками. Носки теплые надень! И кофту под балахон! На улице холодно.
Короче говоря, вскоре ко мне вышла капуста, укутанная в четыре слоя вещей.
Ну, лучше так, чем заболеть и умереть в самом рассвете сил, так и не познав женской любви.
Бег с Ваней был долгим и нудным, ибо неспортивный Коперник задохнулся уже через две минуты и просто стоял, согнувшись и издавая звуки полумертвого кита. Я носилась трусцой около него, проклиная своё добродушие.
— Давай, слабак!
Щеки мерзли, и изо рта струился пар.
— Я не могу… — прохрипел Ванюша и протер запотевшие очки. — Можно мне пойти домой?
— Хочешь покорить Иру? — Он осторожно кивнул. — Тогда тренируйся! Девушки любят спортсменов, а не курильщиков! Догоняй!
Я побежала к перекрестку, думая о том, как все-таки хорошо глубокой ночью, когда улицы пусты, и лишь одинокие машины проносятся по шоссе, взрезая тишину.
Где-то вдалеке так громко пыхтел Коперник, что грозился перебудить ближайшие дома. Причем он мог уже идти, а не бежать, ибо я сбросила скорость под ноль.
