Из ада с любовью - страница 47
Значит, не было ни волшебством, ни божественным провидением, ни явленным с небес чудом воздействие на многотысячную толпу колокольного звона, внезапно пробудившее христианское смирение и всепрощающее милосердие к фашистам…
Кира, еще несколько минут назад боевая и отчаянная, вдруг растерялась, оказавшись прямо перед двумя полицейскими, опустила руки, и один из них уже замахнулся дубинкой, чтобы ударить ее по лицу, – а она и не думала прикрыться руками! Тони успел перехватить его запястье, встал с полицейским грудь в грудь, ударил его лбом по носу, толкнул на мостовую – бобби совсем обалдели, им все равно, кто перед ними: женщина, старик, ребенок… Спасибо медведям – оттащили Киру за свои широкие спины: отбиваться от стражей порядка и прикрывать ее было бы гораздо трудней. А Тони вдруг почувствовал кураж – он всегда недолюбливал полицейских, особенно почему-то английских. А еще… Обидно стало: нечестно они, с колокольным звоном. Нечестно.
И он позволил себе… покуражиться… Они не ожидали, не сразу догадались навалиться толпой, не подумали, что не всякий слетит с катушек от зуботычины или испугается полицейской дубинки. Что там их бокс или даже баритсу – ерунда для чистоплюев. Пожалуй, в замешательство бобби привело именно отсутствие щепетильности, которой они ждали от джентльмена; на их месте не растерялись бы разве что тюремные надзиратели.
Конечно, ни о какой победе над десятью тысячами полисменов речь не шла, но пятерых или шестерых Тони точно вывел из строя, прежде чем им удалось его скрутить: ломать руки они умели неплохо – как-никак это включалось в основы профессионального мастерства. Наверное, бобби были не прочь препроводить Тони в полицейский участок, вот только для препровождения куда-либо им нужно было поставить его на ноги, а именно это они сделать как раз опасались. Нет, бить дубинкой по затылку его не стали – а могли бы, – но вообще-то приложили немало усилий к тому, чтобы на ноги он без посторонней помощи не поднялся.
Свои не дали пропасть: из окон на головы бобби полетели увесистые цветочные горшки, а потом, благодаря случившемуся замешательству, Тони втащили в приоткрывшуюся дверь маленькой шляпной мастерской.
Тут собралась веселая компания: большая еврейская семья во главе с хозяином мастерской, несколько проституток-моро, двое здоровенных ирландцев из ИРА (они и помогли Тони подняться и пройти несколько шагов до двери), стайка мальчишек, вооруженных рогатками, пяток фабричных женщин, три джентльмена в безупречных костюмах (уже несколько помятых); кроме того, голоса слышались и наверху, куда прямо от входа вела узкая лестница.
До чего же все-таки глуп сэр Освальд: в Великой войне ИРА поддерживала немцев, воюющих против Англии, и теперь могла бы выступить на стороне любимого фашистами Британии рейха, но чернорубашечники настроили против себя всех – теперь ирландцам было вроде бы как-то и неудобно уважать кайзера и его политику.
Тони утер разбитый нос, повел плечами и потихоньку пошевелил пальцами – дубинки будто нарочно чаще всего попадали по рукам, заломленным за спину. Остальное – ерунда, просто синяки, а пальцы шевелились плохо.
Пацаны с рогатками поднялись на второй этаж и теперь из окон обстреливали ряды полиции. Хозяин чрезвычайно переживал за витрину – стекло такого размера стоило немалых денег, и он бы закрыл его своим телом от летевших в головы полиции булыжников, но, во-первых, опасался выйти наружу, а во-вторых, явно не походил на опытного голкипера. Впрочем, любовь иногда творит чудеса, даже если это любовь к своему имуществу…