Из бизнес-шпилек в кеды фриланса. Путь к себе - страница 3

– Это что за явление? – остолбенел от такой «красоты» врач. – А ну, живо ее на кушетку и приготовить к родам.

– Чуть не проморгали, – оправдывалась запыхавшаяся медсестра, – лежала в палате и молчала, говорит, ждала, когда пообедаете.

– Терпеливая значит? – строго глянула на Наташу прибежавшая тут же акушерка и ухмыльнулась. – Ну вот сейчас посмотрим, как заголосишь.

Роды были мучительно долгие и глухонемые. В том смысле, что роженица не проронила ни звука, лишь вздох облегчения, когда услышала крик своего первенца.

– Умница, – сухо похвалил врач. – Ох и напугала ты нас.

Дочка далась Наташе не просто. Слабое сердце и букет сопутствующих заболеваний не способствовали скорейшему родоразрешению. В какой-то момент врач всерьез испугался за жизни матери и ребенка. Но, несмотря на молодость и небольшой пока опыт, сделал все, чтобы малышка пришла в этот мир не только живой, а еще и здоровой.

– С твоими-то диагнозами могло все печально закончиться, – вздохнул темноволосый врач-акушер, снимая перчатки. – А теперь уж береги себя. Решила, как дочь назовёшь?

Этот вопрос мучил новоиспеченную мать все последние дни, но ответа так и не приходило. Наташе нравилось «Регина», но свекровь, побывав в плену у фашистов, была против имен «оттуда». Тогда была мода называть в честь акушерки. Но та оказалась очень уж неприветливой, да к тому же тезкой.

Наташа повернула голову к только что родившей соседке:

– Как тебя зовут, милая?

– Марина.

Так буднично и нашлось имя мне.

До чего удивительны порой хитросплетения судьбы – такие узоры вывязывают. Регина все же появится в нашей семье. Но обо всем по порядку.

– Почитай, ну почитай, – ходила я по пятам с толстой книжкой наперевес за воспитателем младшей группы.

– Наташа, ну это же невыносимо! – взмолилась она, увидев маму. – Дома Мариша тоже бесконечно просит читать?

– Да, – засмеялась мама, – читаем постоянно, а по дороге в садик еще и пересказываем любимые сказки.

Начиная с года, каждое утро мама показывала мне буквы из разрезной азбуки, а потом просила найти их в книжках. Со временем, сейчас уж и не вспомнить как, я поняла секрет сложения букв в слоги, а затем и в слова.

И вот однажды.

– СО-ВЕТ-СКОЕ ЗА-У-РА-ЛЬЕ! – старательно выговорила я по слогам название газеты.

– Батюшки-святушки, – всплеснула руками бабушка, – и впрямь читает! Дед, ну ты видел? Точнее, слышал? В три года читает. Это ж надо!

– Ну-ка, Мариш, давай вот с этой строчки, – засомневался дед. – Поди, название просто запомнила.

Он и сам неважно читал: не по слогам, конечно, но медленно. В аттестате были всего четыре класса советско-румынской школы. Родился дед в Карпатах. Небольшой хутор уютно расположился в Черновицкой области, всего в 20 километрах от границы с Румынией. Вечером, когда в избе гасили лучину, на настилах укладывались аж 15 ребятишек. Сапоги были одни на всех. Где уж тут грамоте обучить – накормить бы, и то ладно. По недосмотру в младенчестве он сильно обгорел. Мать уложила запеленатого на верхний уступ печи, а он возьми да и скатись, как колобок, прямо на растопленную плиту. Через всю жизнь пронес дедушка тёплые воспоминания о маме и отпечатки жаркого поцелуя печи на щеках.

Первый класс окончил в советской школе. Затем власть сменилась, и вместо второго ребятня снова пошла в первый класс, но уже румынской гимназии. Через год опять пришлось пересесть за советские парты. Точнее, школа была та же самая, только флаг над ней менялся. То были тридцатые – сороковые годы 20-го столетия. Надо ли говорить, что в этой политико-географической чехарде дед уразумел немного грамоты.