– На любую согласна, коли дитё здоровое ржу да воспитаю.
– На любую, говоришь? А тайну сохранить сумеешь? Мужу не сболтнёшь али ещё кому?
– Могила я. Вот вам крест. Марья бы не проболталась.
– За неё не тревожься. У нас с ней свой уговор. Коли нарушит, ждёт её мука тяжкая. Она знает.
Глафира не стала выспрашивать, чего там Марья обещала. Не до этого ей сейчас. Себе бы помочь. Пелагея в дом завела. Внутри чистенько, простенько, травами пахнет —аж дурманит. Усадила гостью на лавку возле печки, сама к столу. На столе разные травки лежат сухие да ступка глиняная с толкушкой.
– Я тебе, милая, сейчас отвару дам. Ты выпей до дна. Пока пить будешь, я заговор прочитаю. Ты не пугайся. Глафира слабо кивнула:
– А плату-то когда дать?
– Погоди, отплатишь ещё.
Пелагея подошла к столу, начала перебирала травы. Складывала в ступку, мяла, подливала настой из ковша и приговаривала:
– Бог не дал, у черта возьму. Плату внесу, по телу пущу. Травы-сборы во едино смешаю, жизнь новую к себе приглашаю. Родится чадо – матери отцу услада. Горе прошлое в ступе истолку – цену знмо какую за счастье возьму. Пей, девка, горькую траву, силу бери, я помогу.
Глафира выпила. Поморщилась.
– Остатки я тебе с собой в склянке дам. Смотри, не разбей. Через три дня выпей половину. Другую половину ещё через три дня. Пей на рассвете. Да дело делайте. А то как травка сработает?
Пелагея хитро сощурилась, засмеялась. Глафира отставила стакан и почувствовала тепло в теле. Внутри легко сделалось, заулыбалась.
– Теперь и про уплату уговоримся. Слушай внимательно. Дитё родится, выкорми, воспитай, как полагается. Как шестнадцать лет минует, мне привезёшь. Я её обучу всем премудростям, которые знаю. Три года учить буду. И чтоб ни ты, ни муж, ни какая другая родня сюда не совались. А как девятнадцать исполнится, отпущу с миром на все четыре стороны. Непростая дочь тебе придёт. Такова моя цена. Ты сама согласилась. Уговор есть уговор.
– Почему девка-то? А ежели сын? Почём знаете? Да и уж совсем вы не девочка, доживёте ли?
– Потому и знаю. А коли ослушаешься и второго захочешь, сына-то, родишь, только несдобровать всей семье. Такова цена. Одна дочь. И на три года моя. А дожить доживу. Ты не сомневайся. Про себя-то я не хуже, чем про других, знаю, когда смерть за мной придёт.
Глафира вздрогнула. Неприятный холодок по спине пробежал. Вдруг правда. Но спорить не стала. Поблагодарила. Склянку запазуху припрятала и вышла за порог. У калитки поджидали бабы:
– Ну, сказывай, чего Пелагея тебе сделала?
– Да вот, настойку дала. Велела пить. Сказала, что будет у меня дитё.
– А ещё чего-то сказала? Хитрая ведьма она. Неужто просто настойку и всё?
– И всё. Только настойку. Главное, в нужное время пить.
– А сколь взяла в уплату?
– Много взяла, – уклончиво ответила Глафира. – Айдате уже, нас поди потеряли.
Марья сомнительно угукнула. Но дальше расспрашивать не стала. Про свой уговор крепко помнила. Три женщины вернулись в дом. Новоселье в разгаре. Отгуляли ночь и отправились восвояси.
Дома Глафира сделала, как Пелагея велела. Выпила настойку в два приёма на рассвете. И через два месяца забеременела. В положенный срок родила дочь. Радости в доме было – не унять. Степан жену с дочкой баловал, миловал, Бога благодарил. Каждое воскресенье в церковь ходил, молился за здравие семьи. Глафира, как и обещала, молчала. Шло время, Тася подрастала, озорная, весёлая девчушка радовала отца с матерью. Степан стал жену спрашивать:
