Из Франции – по Якутии. 3800 км на каноэ от Байкала до Арктики - страница 7

Рельеф смягчается с приближением к Красноярску. Замёрзшие озёра в небольших ложбинах окружены деревнями с крепкими избами. Огороды аккуратно обнесены деревянными заборами. Вдалеке – кладбище на откосе холма и тёмный силуэт женщины с цветочной тележкой. Но вдруг появляется жесткий кадр: арсенал подъёмных кранов, окаймляющий берега Енисея. Река прозрачна, не такая мутная, как в Оби. Но работы, что ведутся здесь, исключают всякое проявление красоты. Накапливается ржавчина, а люди в тисках бетона и металлической арматуры работают на неотступающем майском холоде.

Поезд останавливается. Я спускаюсь на платформу, чтобы поговорить с Сергеем, курящим свою сигарету. В Красноярске блестящий вокзал, правда, безвкусно оформленный. Сергей ведёт меня к бабушкам, чтобы я мог купить овощные пирожки. Кивком головы благодарю его за посредничество и принимаю наше примирение. Потому что рано утром я его вежливо выставил из купе, мстя за его агрессивность в первый день знакомства. Мы перебрасываемся несколькими словами. Он горячо сжимает мне плечо. Недоразумение полностью улетучилось. Я люблю этот тактильный способ русских контактов.

Ночь наваливается на тайгу. Красный круг солнца скользит позади тёмного леса. Я поднимаюсь на заре, потому что это день «моего освобождения». После 5.500 километров железнодорожного путешествия из Москвы и четырёх изнурительных дней замечаю пригороды Иркутска. Город похож на все виденные мной прежде, и я уже сомневаюсь, что найду здесь то, что искал. Делаю первые шаги по платформе. Прощаюсь с пассажирами тринадцатого вагона и спускаюсь в подземный переход. Оказываюсь у входа на вокзал. У ножки железной пепельницы нахожу 20 рублей. «Знак,» – говорю я себе. Иду уверенным шагом и вхожу в холл. Обстановка здесь спокойная. Не вижу мужчин и женщин с испитыми лицами, шатающихся, бродящих без цели, таких многочисленных на всех платформах, начиная с Москвы. Я не вижу тех, кто с наступлением ночи роется в помойках, чтобы отыскать там остатки съестного. Как им удаётся выжить сибирской зимой?

Продолжаю свой путь и оказываюсь на пороге вокзала. На противоположной стороне улицы замечаю двух фотографирующих молодых европейцев с рюкзаками за спиной. Чувство новизны тут же исчезает. Я вновь на европеизированной земле. Подавляю в себе желание приблизиться к ним. Они могли бы указать мне адрес молодёжной гостиницы… Удерживаю себя. Предпочитаю поддерживать в себе чувство новой, непривычной обстановки.

После блуждания по незнакомым улицам я обращаюсь всё же к такси. «Гостиница,» – говорю я шофёру тоном побеждённого. Он отвечает мне: «Туристическая гостиница, да-да-да!» Я останавливаю его и с трудом пытаюсь объяснить, что предпочитаю дешёвый отель, молодёжную гостиницу или частную комнату. Он повторяет: «Да-да-да…» И вот я еду. По дороге на мосту через Ангару я открываю, что мой 300-рублевый гид обожает фильмы Алена Делона. Затем я высаживаюсь перед огромным входом белого здания, расцвеченного всеми флагами мира.

Сколько я должен буду заплатить за одну ночь отдыха в этом туристическом вертепе? Вопрос сопровождает меня до застеклённой двери, которая с шумом захлопывается за мной. Русские на диванах и служащие отеля оборачиваются и рассматривают меня с большим сомнением. Переезд через всю Сибирь по Транссибирской магистрали оставляет на человеке свой след.

Пробираюсь вдоль стены к приёмной стойке и спрашиваю цену комнаты. «40 евро,» – отвечает мне девушка по-английски. Соглашаюсь. Растерзанный, тащу свой огромный рюкзак и проскальзываю в лифт, чтобы подняться на четвёртый этаж. В коридоре две китаянки в голубой рабочей одежде скребут лопаточками потолок. Они показывают мне мою дверь 433 и вновь принимаются за свой нелегкий труд под неумолимое ворчание гостиничной служащей.