Из Испании с любовью - страница 29

«Когда нет точных соответствий на бумаге, с чем в нашей пресной жизни доводится частенько сталкиваться, – пламенно приободрял на лекциях всех страждущих Максим, – ищите их в труднодоступных недрах собственного сердца».

Максим с его толстовской бородой, так же, как и Маша с добрыми и ясными глазами, были как в соседнем номере: стоило к ним постучать, назвать кого-нибудь по имени – и они тут же отзывались. Первой появлялась Маша и осеняла как крестом любящим ревнивым взором. Максим был менее чувствителен: глядя своим выпуклым, как скорлупа кокоса лбом над карими проворными глазами, сразу недовольно вопрошал: ну, что еще? Или же давал нещадные «астральные» тычки, чтоб Статиков не отвлекал его по пустякам. Лестно сознавать, что ты не одинок, когда не знаешь, как связать одно с другим, или если думаешь о чем-то отвлеченном, чего никак не сходится с твоими представлениями. В ложных ситуациях людей спасает юмор. Хотя сарказм над теми, кто тебе духовно близок, пожалуй, что примета своей слабости. Понятие о родине, которая была по ощущению и далеко и близко, не сочеталось у него с каким-либо конкретным местом на земле: ауру и жизнь любой страны всегда творили сами люди. Маша и Максим – также как и все, кого он близко знал когда-то, тоже были его родиной. Родиной, а не злокозненной державой. А что, они недурно бы поладили между собой, если б всей компанией сюда явились!

Подумав, что пора заняться делом, он поднялся. Убавив обороты вентилятора, и вывесив на дверь табличку, чтобы его не тревожили, лег на кровать с неубранной с утра постелью, прикрыл глаза и вытянулся, стараясь полностью расслабиться. Это было рядовое упражнение по концентрации, выработанное в ходе многолетней практики. Дома, до прихода Маши, он проводил такую процедуру ежедневно. Когда он добивался полного спокойствия и обращал свой взгляд на то, чего рассчитывал понять, перед глазами начинали проявляться либо формы тех ответов, которые до этого уж самочинно принял мозг, следуя всей сумме сознательно недоучтенных частностей, либо – чередующиеся друг за другом образы в той обстановке, которую он ранее не видел. Последнее являлось самым важным, ибо возникало априори и находилось за пределами рациональных объяснений, то есть – до каких-либо осознанных контактов с этой обстановкой и с людьми. Трудность заключалась в том, что приходилось контролировать увиденное так, чтобы не внести в него своим рассудочным воздействием какое-либо искажение, приостанавливать спонтанное развитие фантазии. Иначе говоря, нужно было концентрировать внимание на появляющихся образах, не отвлекаться и в то же время не мешать им трансформироваться, приобретать в мозгу другие соответствия.

Расслабившись, он сфокусировался мысленно на присланной открытке, так что и маяк и виноградный холм во всех деталях проступили в голове. Затем, думая о сыне и Елене, «отпустил» открытку. Она поблекла и куда-то понеслась как пущенный в ручей кораблик. Но он теперь был рулевым на том кораблике и мог им управлять. Перед глазами стали появляться, как прорезаясь из тумана, стойкие картинки вроде чередующихся слайдов. Сначала он увидел, что едет побережьем по долине, перед подножьем отдаленных гор. Он знал, что должен с кем-то встретиться и чувствовал в душе сомнение: мозг находился меж двух крайностей, безгласно говорил то «нет», то «да». Затем дорога с лиственным ландшафтом переменилась на чей-то особняк с двускатным треугольным мезонином. Ступени, множество ступеней лестницы, ведущей как в подвал. Он шел по этой лестнице, пока необъяснимым образом она не вывела его на берег, туда, где он сегодня был. Перед ним стоял тот коренастый парень, с которым он беседовал у маяка; чего-то говорил и всё показывал рукой на холм: одетый в зеленеющую сбрую виноградников тот был таким же, как на фотоснимке. Пытаясь угадать, что вызывает страх у паренька, он переместился в этом направлении. Увидел эстакаду, горы мусора и после, сверху, недостроенную башню. Там посреди дощатого настила, в легком тренировочном костюме, лежала по-пластунски женская фигура. Девушка смотрела вдаль. И у ее бедра в чехле еще чего-то было. Она хотела вынуть тот предмет, но ей никак не удавалось это сделать: руки заплетались, как это бывает у людей, вдруг потерявших зрение. Она привстала на одно колено, но тут ее фигура пошатнулась, провалилась. Он потерял ее в своем сознании и вновь переместился к маяку. В том месте на карнизе, где стоял сегодня утром, он на одно мгновение увидел мальчика с заплечным рюкзачком. Подле была женщина, которая все время нервно оборачивалась, если бы боялась, что ее увидит кто-то. Из-за ее спины светило солнце, оно слепило так же, как при встречах с Машей, когда она сидела возле его изголовья в изоляторе больницы. Да, похоже, это была Маша… Стоило о ней подумать, как вся картинка потускнела от целого букета вкравшихся ассоциаций. Видение, и без того не больно ясное, так и осталось недосказанным.