Из Испании с любовью - страница 9

Максим жил на соседней улице, в девятиэтажном доме, который был стеной во весь квартал и отстоял от Машиной усадьбы – они тогда еще не переехали, – всего в пяти минутах хода. Он жил с субтильной светлоглазой девушкой, которая была из ряда его многочисленных поклонниц на занятиях, любительниц того, что «запредельно», и представлялась всем как Вика. На вид она была совсем молоденькой, держалась при Максиме очень скромно и, если к нему кто-то приходил, то сразу же скрывалась где-то, пряталась как мышь под плинтус. Знакомство с ней Максим считал недолговременным и называл это физиологической поблажкой телу. Привыкший по своей натуре больше к одиночеству, он занимал квартиру или комнату – черт знает, как это еще назвать – гостиничного типа, то есть с усеченными удобствами внутри, барачным общим коридором, в котором были без сидений трех– и двухколесные велосипеды, с гарантией прикованные цепью к скобам у дверей, и миниатюрной – «самурайской» – кухней.

– Все хорошо, что вовремя, – сказал он, пожимая руку в крошечной прихожей. – Снимай свои чудесные кроссовки, проходи.

Это был намек на то, чтоб Статиков оставил свою «внешность» за порогом. Когда Максим не ожидал «малоизвестных дорогих» гостей, то одевался незатейливо, расхаживал в своей светелке босиком, рассчитывая этим вроде сэкономить на носках. Почти по ширине всей комнаты была кровать, покрытая пододеяльником, и у стены на столике был вышедший уже из обращения, с громоздким гаубичным монитором и матричным писклявым принтером, компьютер. Хозяин сел в турецкой позе на кровать, а Статиков – на стул, впритирку умещавшийся меж спальной принадлежностью и стенкой. Собственно с Максимом было сразу и легко и тяжело общаться. Обыкновенно сидя так, – скрестивши руки на груди, а под собой и ноги, он тотчас же улавливал, что приходило в голову, и если это не противоречило его изрядно подавляющей своей энергией натуре и отвечало правилам гостеприимства, которые он мог иной раз и проигнорировать, то мигом выполнял, что требовалось.

– Заслончик-то, однако, слабоват! – сказал он, подзадоривая. – Неплохо бы поупражняться. А то так выронишь чего-нибудь, ищи-свищи потом…

Компьютер, оказалось, был ему необходим для написания труда по курсу своих лекций, который он рассчитывал издать отдельной книгой. Она была уже закончена, он занимался ее редактированием. Но все никак не мог найти какого-нибудь «дурака» издателя. Умникам из их числа казалось, что каждую строку в его немногословном сочинении для понимания широкой и отзывчивой читательской аудитории надо развернуть, если не на целую страницу, так уж уверенно – в абзац. Он говорил об этом незлобиво и, посмеиваясь, то, пряча глаза в бороду, то, вскидывая их на гостя, стараясь ухватить малейшее сомнение в душе или ненароком проскочившую в мозгу заносчивую мысль. О затруднениях с изданием сказал он неспроста. Он в полной мере сознавал ту пропасть, что отделяла просвещение от Богом данного и развитого разума. («Все горе от ума, а не от – разума, где бы его только взять?» – походя ответил он на не озвученный вопрос). Но делать популярной свою книгу не хотел, сознательно пожертвовав ее художественностью ради лапидарной формы.

– Надо, чтоб слова не капали елеем, а застревали в голове и созревали. Велосипед не я тут изобрел!

Его любимыми словами были – «информация», которая потребна всему сущему, хотя как таковая дается и является основой жизненного цикла женщин, и «разум», который был от сотворения адамовым ядром всего мужского.